В газетах уже опубликованы приметы Ле Клоагена:
«Опасный безумец, несомненный убийца гадалки с улицы Коленкура, бродит по столице».
Мегрэ пожимает плечами. Коль скоро это нравится следователю — газеты, публика…
— Вы думаете, он удрал?
— Нет.
— Но тогда…
— Да, старина. Может быть, да. Может быть, нет.
— Эти женщины?
— Не знаю. Пошли… Хозяин, сколько с меня? Если мне позвонят из Сен-Рафаэля или с набережной Орфевр, немедленно пошлите за мной в дом напротив.
Его подмывает помедлить еще, выждать, сколько потребуется, но если Ле Клоаген жив…
— Добрый день, госпожа привратница… Да, это опять я… Скажите, ваши жильцы располагают каждый своим погребом?.. Не проводите ли нас туда? Лампу?.. Вы очень любезны. Да, захватите лампу.
Они спускаются гуськом. В огромном сводчатом подвале каждому жильцу выделено место, обнесенное решеткой, за которой виднеются уголь и старые ящики.
— Нет, нет, не беспокойте этих дам. Поверьте, замок тут совсем несложный.
И вот подтверждение: Мегрэ справляется с ним за считанные секунды. Пустые мешки из-под картошки. Кучка растопочных кругляков недавнего привоза. Остатки угля с прошлой зимы.
— Лопата найдется?
— Вы же перепачкаетесь!
Не важно! На всякий случай Мегрэ переворошил кучу угля, затем все так же терпеливо обходит погреба остальных жильцов.
— Вот еще какой вопрос, госпожа привратница. Хоть у Ле Клоагенов и нет служанки, у них, судя по размерам квартиры, должна быть комната для прислуги.
— Да, на восьмом. Целых две.
— Не подниметесь ли туда вместе со мной?
— Я только сбегаю убавлю газ, не то у меня рагу пригорит.
Жанвье мрачно встает, уступая им дорогу. Привратница оборачивается: спектакль произвел на нее сильное впечатление.
— Здесь нужен бы лифт, да не получается: лестничная клетка слишком узка.
Наверху декорация меняется. Длинный коридор, стены выкрашены маслом, на дверях номера. Свет проникает только через крошечные окна — скорее, форточки.
— Вот и их комнаты: тринадцатая и четырнадцатая. В прошлом году Ле Клоагены пытались их сдать, но чересчур дорого запросили. Минутку… Мой ключ должен подходить к замку.
Люкас, сопровождающий комиссара, начинает проявлять беспокойство. В первой комнате, где в груди сразу спирает от запаха плесени, стоят только детская кроватка с сеткой, два старых колченогих стула и ящик с разрозненными книгами.
— Ничего не скажешь — запустение, — как бы извиняется привратница.
Такое же разочарование и во второй комнате. Что надеялся здесь найти комиссар? Тут ничего нет, кроме хлама, который скапливается в любой семье: глобус, манекен, снова книги, преимущественно медицинские, и куча анатомических таблиц, заляпанных коричневыми мушиными следами.
— Как видите, пусто.
— Да, пусто, — словно зло вторит Мегрэ. Однако покинуть этот узкий, никуда не ведущий коридор он не решается.
— Еще вопрос, сударыня. Зачем у лестницы стоит стремянка?
— Ее можно бы и унести: ею, в общем, не пользуются. Вон, видите, над тремя последними комнатами есть нечто вроде чердака. Отдельным жильцам разрешается хранить там большие сундуки, которые иначе некуда деть. А чтобы туда забраться, нужна стремянка.
Взгляд на Люкаса.
Тот послушно приносит ее.
— Я слазаю, шеф?
— Нет.
Мегрэ явно намерен лезть сам, и Люкас несколько этим напуган.
— Слушайте, шеф, не стоит ли вам…
Он протягивает свой револьвер, и комиссар, пожав плечами, берет оружие. Потом встает на вторую ступеньку, стремянка трещит, и Мегрэ, передумав, слезает.
— Старик не может быть мертв, — бросает он.
— Почему?
— Потому что по такой лесенке двум женщинам не втащить туда труп.
Он задирает голову, словно для того, чтобы позвать забравшегося на дерево ребенка, и кричит:
— Ле Клоаген! Ле Клоаген!
Молчание. Оробелая привратница, схватившись рукой за грудь, приготовилась к любой неожиданности.
— Слушайте, Ле Клоаген, я терпеть не могу лазать по лестницам, и вы меня очень обяжете, если сами спуститесь по стремянке — для меня она жидковата.
— Значит, мне все-таки лезть?
Шорох. Наверху что-то зашевелилось. Кто-то зацепил на ходу за какой-то предмет — видимо, пустой чемодан. Затем показывается нога, нащупывающая ступеньку, и человек в зеленом пальто соскальзывает вниз по стремянке.
Едва ли кому-нибудь под силу представить себе ликование Мегрэ в эту минуту. Впрочем, такой человек есть — это Люкас, который смотрит на своего начальника и поклясться готов, что у того слезы на глазах.
Комиссар распутал весь клубок сам, не располагая никакими данными, если не считать таких, на которые никто не обратил внимания, распутал благодаря своей феноменальной интуиции и устрашающему умению вживаться в ближних своих.
— Вам повезло, Ле Клоаген.
Старик не выказывает больше страха. Он бесстрастен, как человек, боровшийся до конца, а теперь покорившийся судьбе. Вся его реакция сводится к вздоху, который в конечном счете можно счесть вздохом облегчения.
— Если бы мы не подоспели, вы бы, того гляди, с голоду померли.
Ле Клоаген, видимо, неправильно толкует эти слова, потому что, поколебавшись, спрашивает:
— Вы их арестовали?