Подпись «Пикпюс»

В чем дело? Почему она нервничает? Она вводит посетителей в гостиную и поворачивается к Мегрэ, единственному, с кем знакома:

— Где он?

— Вы о ком? Как вам известно, эти господа приехали, чтобы подвергнуть вашего мужа психиатрическому освидетельствованию. Вы получили извещение, посланное вам присутствующим здесь господином судебным следователем.

— Вот что это было такое!

— Послушайте, сударыня, сегодня около десяти утра, когда господин Ле Клоаген был на прогулке, велосипедист-рассыльный вручил вам официальное письмо.

— Да. Но оно было адресовано моему мужу.

— Вы не вскрыли конверт? Не знаете, что в нем было?

— У меня нет привычки читать чужие письма. Насколько помнится, я положила конверт — желтый такой — вон туда… Да вот же он!

Она распахивает дверь в прихожую и указывает на старинный столик на одной ножке, под которым действительно валяется желтый конверт со штампом прокуратуры. Конверт пуст.

— Что здесь произошло?

— Не знаю. Мой муж, как всегда, вернулся к завтраку.

— Он прочел письмо?

— Думаю, что да, поскольку мы с дочерью конверт не распечатывали. Завтракали мы втроем. Не уверена даже, что со стола убрано… Так и есть… Наша прислуга в отпуске. — Она открывает другую дверь, в столовую, где стоят три прибора, фрукты, остатки сыра. — Вот видите… Потом я решила, что Октав ушел к себе вздремнуть. Он ведь по характеру очень скрытен, очень…

Г-жа Ле Клоаген не боится, что над ней станут иронизировать, вспомнив, что именно она запирала старика на ключ, как шалуна-школьника.

— Разве он не у себя?

— Я только что проверяла — нет. К тому же его пальто на вешалке тоже не оказалось. Он, вероятно, вышел.

— В котором часу вы видели его в последний раз?

— Мы встали из-за стола без четверти час: у нас едят рано. Не объясните ли вы мне, чего эти господа…

Мегрэ с горькой улыбкой смотрит на растерянного следователя. Г-жа Ле Клоаген гнет свое:

— Вам лучше знать, где мой муж, — вы же круглые сутки держите нас под наблюдением.

Комиссар подходит к окну и на тротуаре напротив видит Жанвье, который, ковыряя зубочисткой во рту, поглядывает на дом.

Оба психиатра выказывают признаки нетерпения и, поскольку объект освидетельствования отсутствует, просят разрешения вернуться к своим занятиям.

— Вы уверены, сударыня, что вашего мужа нет дома? — осведомляется озадаченный следователь.

— По-моему, раз дело зашло так далеко, вам никто не мешает обыскать квартиру, — со всей надменностью, на которую только способна женщина столь маленького роста, чеканит она.

Час спустя приходится примириться с очевидным фактом: Октав Ле Клоаген исчез вместе со своей шляпой и зеленоватым пальто.

7. Молчание комиссара

Нет, господин судебный следователь, Мегрэ никому не собирается мстить. Он не хмурится, он не взбешен — он встревожен, на плечах у него груз, и тем не менее ему кажется, что он начинает кое-что понимать. Вот почему он молчит.

Вы-то говорите, безостановочно говорите, чтобы рассеять свое смущение, чтобы вам хоть кто-то сказал, что вы были правы или хоть не совсем не правы.

Мегрэ не сердится на вас за ваше утреннее зазнайство, за несколько ироничное самодовольство, с каким вы объявили о принятых вами мерах.

«Служба в полиции — занятие не для мальчиков из церковного хора».

И уж подавно, расследование уголовного дела не поручают девочкам. А в духовном смысле вы рядом с Мегрэ форменная девчонка. Из книг вы узнали много всякой всячины о природе человека. Вы способны цитировать эти книги наизусть, но от этого мало проку, и доказательство тому — краска смущения и дрожь, которую вы до сих пор не сумели унять.

— Нет, Мегрэ, человек, живший в такой комнате, не мог быть нормальным. Согласитесь…

А почему, собственно, не мог? За тридцать лет службы Мегрэ и не такое видывал. Он-то знаком с запахом страстей, пороков, преступлений, маний, запахом непрерывного брожения людских масс.

— Чтобы человек в здравом уме, владелец такой комфортабельной, я сказал бы даже — роскошной квартиры, занимавшийся в прошлом интересным делом, вдруг опустился до…

Мегрэ молчит.

Психиатры давно распрощались и уехали, г-жа Ле Клоаген с дочерью ждут в гостиной, а следователь все никак не успокоится.

Он велел позвать инспектора, дежурящего на бульваре Батиньоль. Самолично осведомился:

— Скажите, друг мой, вы уверены, что не спускали глаз с подъезда этого дома?

— Я отлучался всего минут на пятнадцать между половиной первого и часом. Мне надо было позвонить по телефону — доложить на Набережную.

— Вы совершили ошибку, мой друг. Надо было устроиться по-другому. Как — не знаю, это дело ваше, но пост есть пост, и…

Мегрэ даже не улыбается. Все это пустословие не имеет никакого значения.

— Полагаю, вы уже полюбопытствовали у привратницы, нет ли в доме черного хода?

— Его нет, господин следователь.