Подозреваются все (вариант перевода Фантом Пресс)

— На мой — в самый раз, — пробурчала я, не очень понимая, сменили мы тему или нет. — Не знаю, кто кого, но похоже, активнее всех действует дьявол. Вот если прокурор и сегодня позвонит, сославшись на интересы следствия, — значит, это он за мной ухлестывает!

Прокурор все-таки позвонил вечером, и мы чудесно провели время в «Бристоле». Домой я вернулась поздно, не выспалась и, вероятно, по этой причине не сразу поняла, что на работе что-то не в порядке. Уж слишком было тихо и спокойно.

Ирэна вызвала меня к руководству. Оказывается, Зенону потребовались материалы по высотному жилому дому. Когда я была в кабинете, туда заглянул капитан. Поздоровавшись с ним, я отправилась за материалами в конференц-зал, пройдя в него из кабинета через внутреннюю дверь, а к начальству возвратилась прежним путем, через секретаршу, и почему-то при виде меня Ирэна… не знаю, то ли чрезвычайно удивилась, то ли очень испугалась. Во всяком случае, уставилась на меня, как на привидение, моргая глазами. Я не стала спрашивать, что это так ее поразило, отдала Зенону требуемое и вернулась в отдел.

Блаженное спокойствие удержалось до полудня, а затем произошли события, которые его начисто смели.

Началось с того, что в нашу комнату ворвались прокурор, капитан и поручик, и все трое накинулись на картину Лешека, все еще стоящую у стены. Мы не понимали, чем вызван такой интерес к этому шедевру, ведь они уже несколько дней могли наслаждаться его лицезрением. Сейчас они с пристрастием изучали только один фрагмент шедевра — физиономию жуткой бабы, тыкаясь в нее носами и рассматривая сквозь лупу. Наглядевшись, выпрямились, и капитан сказал, обращаясь к прокурору:

— И в самом деле! Вы оказались правы. Примите мои поздравления.

Ничего не понимая, мы только молча смотрели на них. Капитан обратился к художнику:

— Не скажете ли, чем вы рисовали?

— Плакатной краской, — честно признался Лешек и испуганно добавил: — А что, запрещается?

— Всю картину плакатной? И это тоже?

Лешек подошел к своему произведению, чтобы вблизи увидеть то место, куда тыкал пальцем капитан. Увидев, сначала ошалело огляделся, потом так же ошалело уставился на нас. Вид у него был… неинтеллигентный.

— А что это? — только и произнес он.

— Вот мы и хотели бы у вас узнать — что это.

— Нет, это не плакатная краска, — все так же неинтеллигентно заявил Лешек.

— А что?

В голосе капитана звучал металл, и Лешек совсем потерялся.

— Лопнуть мне на этом месте, не знаю! Я рисовал плакатной!

Капитан обратился к нам:

— Не поможете ли определить, чем это нарисовано? И кто рисовал?

Нас не надо было долго просить, мы и так были вне себя от любопытства. Вскочив с мест, мы столпились у картины.

Мне хватило одного взгляда, чтобы понять, чем вызван такой интерес следователей к Лешекову шедевру. Губы кошмарной бабы покрывал толстый слой губной помады цвета яркой киновари. Янек хохотал, держась руками за живот, а Витольд, удивленный не меньше автора, только и произнес:

— Да ведь это же губная помада.

— Вот именно! — припечатал капитан. — Кто рисовал?

— Я! — сквозь смех признался Янек, сразу же становясь главным объектом внимания.

Оказалось, что, как только пребывающий в меланхолии автор картины покинул комнату, Янек позволил себе немного усовершенствовать картину, восполнив макияж дамы, с полного согласия Януша и моего. Странно, что до сих пор автор этого не заметил, уж очень выделялись губы на общем фоне картины. Но это, в конце концов, дело художника, почему вдруг милиция занялась вопросами колористики?

А те продолжали интересоваться.

— Чем же вы красили? — мягко спросил капитан.

— Помадой, ясное дело, — ответил Янек.

— Вы пользуетесь помадой?

— Бог с вами!

— Тогда откуда вы ее взяли?

— Взял у Иоанны.

Простые слова произвели впечатление разорвавшейся бомбы. Все три следователя, вздрогнув, повернулись ко мне с немым вопросом на лицах. Чего это они?

В конце концов, нет ничего необычного в том, что женщина пользуется помадой, пусть даже и цвета яркой киновари.

— Это правда? — спросил прокурор, как мне показалось, с укором.

— Правда, — ответила я, все еще не понимая их волнения. — Я одолжила ее Янеку специально для этой цели. Пускай, мне не жалко, хотя помада импортная, французская, но уж очень цвет у нее глупый, так что мне не жалко. Я очень редко ею пользуюсь.

— Можете ее показать?

— Пожалуйста, даже отдать. Мне не жалко…

Изъяв помаду, следственная группа удалилась, оставив нас в состоянии полного недоумения. Мы переглянулись, ничего не понимая.

— В чем дело? — не выдержал Януш. — Признавайтесь, что вы схимичили с этой помадой?

— Так вам и надо! Нечего было портить картину! — мстительно радовался автор.

Витольд только задумчиво качал головой, возвращаясь на свое место.

— Не нравится мне это, — бормотал он. — Ох не нравится. Что-то у них на уме…

Через минуту меня вызвали в конференц-зал. Трое мужчин сидели за столом и осуждающе глядели на меня.

— Может ли уважаемая пани сказать, что это? — спросил капитан, указывая на лежащий на столе предмет.

Предмет явно был большим носовым платком, мужским, в голубую и белую клетку. Нашли носовой платок убийцы?