Если бы Энсон узнал, что Митчу известно о смерти Дэниэля и Кэти, их трупах, лежащих в учебной комнате, ни о какой помощи не могло быть и речи. Он бы подумал, что Митч уже избавился от подложенных улик и полиции не составит труда выйти на истинного преступника.
Но пока он верил, что убийства выведут полицию на Митча, оставалась надежда, что он все-таки согласится помочь, выжидая момента, когда Митч допустит ошибку и ситуация изменится на прямо противоположную.
— Кэмпбелл не мог отпустить тебя, — просипел Энсон.
— Он и не отпустил.
— Тогда как?
— Убил тех двоих.
—
— И теперь мне придется с этим жить.
— Ты убил Воски и Крида?
— Я не знаю их фамилий.
— Это их фамилии.
— Из-за тебя.
— Воски и Крида? Быть такого не может!
— Тогда, должно быть, меня отпустил Кэмпбелл.
— Кэмпбелл никогда бы тебя не отпустил.
— Главное — я здесь, а как, значения не имеет.
Энсон мрачно смотрел на него, насупив брови.
— А теперь я даю тебе несколько часов, чтобы ты хорошенько подумал.
— Деньги ты получишь.
— Я хочу, чтобы ты подумал не об этом.
— Ты их получишь, но у меня будет несколько условий.
— Не тебе устанавливать правила, — отрезал Митч.
— Это мои два миллиона.
— Нет. Теперь они мои. Я их заработал.
— Остынь, а?
— Если бы ты был на их месте, ты бы ее сначала трахнул.
— Слушай, ты понимаешь, это всего лишь слова.
— Если бы ты был на их месте, ты бы ее убил, но сначала трахнул.
— Сказать можно все, что угодно. И потом, я — не они.
— Да, ты — не они. Но они здесь из-за тебя.
— Нет. Всякое случается. Вот случились и они.
— Если бы не ты, они бы в моей жизни не появились.
— Ладно, не буду тебя переубеждать.
— И вот о чем тебе нужно подумать: кто я теперь?
— Ты хочешь, чтобы я подумал, кто ты теперь?
— Fratello piccolo больше нет. Ты понимаешь?
— Но ты — мой маленький брат.
— Если ты по-прежнему так думаешь, то попытаешься провернуть какой-нибудь трюк в надежде, что я на него клюну, но теперь у тебя ничего не выйдет.
— Если мы договоримся, я не буду пытаться что-либо провернуть.
— Мы уже договорились.
— Ты должен меня освободить.
— Чтобы ты разорвал меня на куски?
— Любой договор подразумевает доверие.
— Ты посиди здесь и подумай, как быстро ты можешь умереть.
Митч выключил свет и шагнул за порог.
Оставшись в темноте, в комнате-прачечной без единого окна, Энсон крикнул:
— Что ты делаешь?!
— Обеспечиваю наилучшие условия для раздумий, — ответил Митч и захлопнул дверь.
— Микки? — позвал Энсон.
— Микки, не делай этого.
Склонившись над кухонной раковиной, Митч вымыл руки мылом, с горячей водой, чтобы смыть осязательные воспоминания о теле Джона Нокса, которые словно впечатались в кожу.
Из холодильника достал упаковку нарезанного ломтиками «Чеддера» и тюбик с горчицей. Нашел батон и сделал себе сандвич с сыром.
— Я слышу тебя, — раздался из комнаты-прачечной голос Энсона. — Что ты делаешь, Микки?
Митч положил сандвич на тарелку. Добавил маринованный огурчик. Достал из холодильника бутылку пива.
— Какой в этом смысл, Микки? Мы уже договорились. Чего держать меня здесь?
Митч подставил еще один стул под ручку двери в комнату-прачечную, зафиксировав ее в горизонтальном положении.
— Что ты делаешь? — вновь повторил Энсон. — Что происходит?
Митч выключил свет на кухне. Поднялся наверх, в спальню Энсона.
Положив пистолет и тазер на прикроватный столик, сел на кровать, привалившись спиной к изголовью.
Не убрал шелковое покрывало. Не снял обувь.
Съев сандвич и огурец, выпив пиво, он поставил будильник на половину девятого утра.
Он хотел дать Энсону время на раздумья, но ему эти четыре часа требовались прежде всего для другого: от усталости он сам стал туго соображать. И просто не мог обойтись без сна.
Ветер громыхал на крыше, бился в окна, разговаривал диким голосом толпы. Ветер, казалось, смеялся над ним, обещая, что все его планы провалятся.
Это был Санта-Ана, сухой ветер, выдувающий влагу из растений в каньонах, рядом с которыми располагалось так много южнокалифорнийских городков, превращая зеленые деревья и кусты в сухостой. От поджигателя требовалось лишь бросить горящую тряпку, другой мог просто чиркнуть зажигалкой, и газеты долгие недели писали бы о лесных пожарах.
Шторы были задернуты, и, погасив лампу, Митч оказался в темноте. Потребности воспользоваться одним из ночников Энсона он не испытывал.
Очаровательное личико Холли возникло перед его мысленным взором, и он воскликнул:
— Господи, пожалуйста, дай мне силы и мудрость спасти ее!
Впервые в жизни он обратился к Богу.
Он ничего не стал обещать Всевышнему. Не верил, что это как-то поможет. С Богом не заключают сделок.
Он не думал, что сможет заснуть с приближением самого важного в его жизни дня, но заснул.
Глава 45
Гвоздь ждет.
Холли сидит в темноте, слушает ветер, сжимает пальцами медальон святого Кристофера.
Отставляет в сторону банку с пепси, не выпив вторую половину. Ей больше не хочется пользоваться судном, во всяком случае, пользоваться, когда дежурит этот сукин сын с безволосыми руками.