Я встречал гениальных чудаков среди художников, педагогов, инженеров, ученых. Циолковский ведь тоже слыл чудаком. Всем известны чудачества Сократа, Диогена, Архимеда, Руссо, Толстого, Эйнштейна. Но это чудачества особого рода. Они украшают мир. Скрашивают годы нелегкого служения на пути бескорыстного поиска истины. Говорят, костоправ Сухиничев тоже был чудаком. Почти никогда не улыбался. Типичный созерцатель. Его руки любили снимать чужую боль, точнее, выправлять больное человеческое тело. Когда он прикасался к телу больному, тот сразу чувствовал облегчение. Резкая боль, а лицо Сухиничева излучало такой свет, что больной успокаивался. Это был великий лекарь. И его чудачества были добрыми. Ему приносили коробку конфет или бутылку вина, а он тут же либо возвращал "плату за услуги", либо раздавал подношения — конфеты детям, а вино взрослым. Сам же он в рот не брал спиртного. Наслаждался травами. Любил мяту, липу, боярышник, шиповник. Одним словом, чудак чудаку рознь.
Есть люди, для которых любое чудачество — самоцель. Им доставляет наслаждение сам процесс. А бывают чудаки, что норовят скрыть душевную глубину таким образом. Именно их склонность к парадоксальности, разного рода оригинальностям выражается в чудачествах. При всех своих недостатках Костя был в чем-то, по всей вероятности, талантливым человеком. Его талантливость выражалась в чудачествах. Казалось, стоит ему, Косте, что-то в себе изменить и его талантливость предстанет перед всеми какими-то новыми гранями и прежде всего даст знать о себе творческое начало, основанное на нравственности.
— Один вопрос, Костя, — обратился я нему. — Вы пробыли в комнате грабителей около двух часов. Где вы прятались? Что бы вы делали, если бы они вдруг вас обнаружили?
Костя рассмеялся.
— Я сидел под кроватью. Они спали и храпели. Я успел осмотреть комнату.
— В темноте?
— У меня есть вот что. — Костя вытащил из кармана крохотный самодельный фонарик, вмонтированный в корпус авторучки. Включил и направил на меня едва заметный луч света.
— Ну, а все-таки, если бы они вас обнаружили?
— У меня на этот счет отработано несколько приемов. Один из них: я говорю, что бежал от погони — дескать, спасите, братцы. Такая ситуация еще больше бы меня сблизила с ними.
— Значит, опять обман?
— А вы вспомните фильм, где Высоцкий играл капитана Жеглова. Там милиционер специально внедрялся в банду.
— Там другое дело. Иногда бывают безвыходные положения, и работники угрозыска идут на крайние меры.
— А смысл?
— Чтобы быстрее обезвредить бандитов.
— А для чего их непременно нужно обезвредить? — пытал меня Костя.
— Чтобы предотвратить новые преступления, — сказал я, уже заметно нервничая.
— Вот то-то и оно. А я во имя чего лез в самое пекло?
Я смотрел на Костю и недоумевал, хотя он мне положительно нравился, все же было что-то отталкивающее в его упрямстве, настырности.
— Я вот, например, знаю, для чего живу! — вдруг решительно заявил Костя. — Может, немного проживу, но на своем пути я не отступлюсь от выбранной мною цели в жизни. И смысл существования для меня заключается в борьбе с преступностью. Если каждый будет стремиться к такой цели хотя бы чуть-чуть, очень скоро на земле не останется преступников.
Костя смотрел куда-то поверх меня. Костин взгляд устремлен был, очевидно, в космогонические дали: именно там, похоже, он фанатически пытался отыскать истину.
Я вдруг понял: Костя со своей самодеятельностью опасен и может наломать дров. Это экстремизм дурного толка. Он был готов обвинить каждого, и меня в том числе, что мы не ставим перед собой благую цель. А праведным является только он один, Костя. Его ограниченность заставляла признавать лишь свою правоту. Невольно пришел на ум Савонарола. И тут же я отверг сравнение. Доминиканский страдалец — гений. Образованнейший человек своей эпохи. И тем не менее человечество не поставило его в ряд величайших гуманистов Возрождения. Ибо человечество не прощает экстремизма, уничтожающего культуру. Этот закон распространяется на всех — на гениев и простых смертных. Я тоже декларирую. Должно быть, я свихнулся…
Три кита, способные вывести Россию из духовного, экономического и правового кризиса
ЛЮБОВЬ, СВОБОДА, ПРЕДМЕТНАЯ СОЗИДАТЕЛЬНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ — вот те три кита, которые были названы известным русским правоведом и философом Иваном Александровичем Ильиным и благодаря которым Россия способна преодолеть духовный, правовой и экономический кризис.
"Человек — не только живой организм, — писал Ильин, — он еще и живой дух, который имеет право на выбор любви и свободы".