Подозреваемый

— У моего приговора есть счастливый конец. Представьте себе, этот же адвокат дьявола в лице иноземца Беринга в конце главы заявляет: "Я люблю эту страну, с удивлением и уважением отношусь к этому народу". И вот его доводы: "Природа, представьте себе, тургеневский пейзаж — ближе всего к Богу. Песни, музыка, искусство, человеческая любовь — ближе всего к Богу…" Я в связи с этим вспомнил Оскара Уайльда: "Именно в заснеженной несчастной России должен быть Христос". Русская душа полна человеческой теплой любви. То, что я люблю в России, пишет Беринг, имеет не варварский или экзотический характер, а представляет собой нечто вечное, общезначимое и великое — это любовь к человеку и вера в Бога…

— И какой же вывод следует сделать? — с облегчением спросил я.

— Вывод прост. Когда-то Бердяев заметил, что Россия должна была пройти через большевизм, а сегодня я готов доказать, что Россия пройдет через свой новый апокалипсис. Важно стойко выдержать надвигающиеся новые испытания.

— Будет новый апокалипсис? Это что, закономерность? — спросил подошедший Шилов.

— Если хотите, считайте так. Он уже несется, этот кровавый смерч. Только мы не хотим его замечать. Каждый день мы читаем о том, что молодые люди закопали живьем своего товарища, убили родственника, утопили девочку, распяли инакомыслящего. Поджоги, грабежи, убийства, самосуды, расстрелы невинных — это совершается каждый день, каждый час, каждую минуту — и никто даже не пытается определить причины этих зловещих преступлений. Как будто так и надо. Это и есть суровые предзнаменования наших еще более жестоких трагедий…

Реалист Назаров и утопист Попов

Этот спор между Назаровым и Поповым в какой-то мере отражал некоторые стороны современной полемики между утопистами и реалистами.

Если раньше утопизм проявлялся в стремлении отдать все силы построению идеального общества с добрыми отношениями, с развитой культурой, с утверждением высших общечеловеческих идеалов, то нынешний утопизм сохранил все эти чаяния, исключив лишь социалистическую подоплеку, заменив ее богостроительством, где трансцендентные начала противопоставлялись казарменному коллективизму, насилию, аморальному укладу жизни страны с его коррупцией, хищничеством и ложью. Назаров отрицал любой утопизм, как прошлый, так и настоящий. Люди типа Назарова считали, что зло вечно, что оно сильнее добра, и если высшие силы существуют, то они делают все возможное, чтобы это зло продолжало смущать людские души.

Утопизм Попова был основан на той святости, которая веками складывалась и развивалась в России, была ярко выражена лучшими ее сынами: Достоевским и Бердяевым, Лосским и Вышеславцевым, Мережковским и многими другими. Назаров любил Попова за его кристальную честность. Он тоже верил в торжество великих общечеловеческих идеалов, в мессианскую роль своего отечества.

Поводом для спора стали слухи о том, что к власти на предстоящих выборах может прийти Касторский со своей командой. Сначала в адрес Касторского со стороны Попова и Кости посыпались проклятия: за что же такое наказание стране! Назаров пожимал плечами, давая понять, что не видит разницы между нынешними грабителями-воротилами и потенциально новой командой. Больше того, он считал, что именно такие деловые люди, как Касторский, смогут вывести Россию из социального и экономического кризиса.

— А как же быть с утверждением выдающегося русского мыслителя Ивана Александровича Ильина, который говорил, что Россию способны вывести из кризиса три кита: Любовь, Свобода и Предметность, то есть созидательная деятельность? Касторским не нужны эти киты? — нахмурившись сказал Попов, призывая меня и Костю к себе в союзники. Я в знак согласия кивнул. Назаров ответил с явным нажимом:

— Если внимательно посмотреть на "китов" Ивана Ильина, которые должны вывести Россию из кризиса, то все они окажутся объективными закономерностями. А что касается последнего кита, то есть деятельности, то управление таким китом под силу лишь таким людям, как Касторский, предприимчивым, деловым и, кстати, знающим толк и в любви, и в свободе…

— Значит, отрицая примат духовности, вы все же видите в ней объективную закономерность? — спросил я.

— Во-первых, я не отрицаю духовность, больше того, она вместе с этими закономерностями дана нам свыше, хотя это не точный термин. А во-вторых, Россия обречена на выход из кризиса, если мы, конечно, правильно оцениваем ее место в историческом потоке. И ее спасут не говоруны, а деловые люди, способные пойти не по тоталитарному пути, а по демократическому. Сейчас все просят: "Дайте денег!" Шахтеры и военные, учителя и врачи бастуют и кричат, чтобы им регулярно выдавали зарплату. А откуда взять деньги, если стоят фабрики и заводы, если никто толком не работает. Так называемая любовь и свобода могут утверждаться лишь в том случае, если всем будут обеспечены рабочие места и с помощью деловых людей, именуемых дельцами или организаторами, будут вырабатываться экономические ресурсы, создаваться национальное богатство.