Шагая следом за Максом, я всё думаю, что же он хотел сказать? У него на мой счёт есть какие-то подозрения, но… какие? Как бы я хотела сейчас убежать, скрыться от Макса с его пугающими недомолвками. Но у меня нет выбора, кроме как следовать за ним на следующий участок. При виде беседки с качелями, увитой стеблями красных, белых и розовых роз, у меня перед глазами всплывают воспоминания.
— Это был любимый сад моей матери. Вечерами она сидела на скамье за книгой, пока я играла в траве. А потом качала меня на этих качелях… мне здесь нравилось.
Я совершенно поглощена своими мыслями, поэтому осознаю, что произнесла это вслух, только услышав ответ Макса:
— Всё верно. Не думал, что вы помните об этом, вы ведь были такой маленькой.
— Я помню почти всё, — отвечаю я, — хотя кое-что предпочла бы забыть.
Я оглядываюсь вокруг, и сердце отзывается глухой болью. Этот сад прекрасен. Но без мамы он кажется пустым, как покинутый дом.
Пока Макс разглядывает какие-то растения, я направлюсь вглубь сада и присаживаюсь на длинную каменную скамью возле клумбы с розами, которую когда-то облюбовала мама. Вспоминая о ней, я неосознанно поглаживаю лепестки цветов. И вдруг в ужасе замираю, почувствовав в кончиках пальцев электрическое покалывание, такое же, как много лет назад.
Я с криком спрыгиваю со скамьи и, бросив взгляд на цветник, теряю дар речи.
В месте, над которым я только что держала руку, земля начинает
Я судорожно пытаюсь заслонить розу спиной. Нельзя допустить, чтобы Макс её увидел. Но он уже услышал мой крик и бежит сюда.
— Что случилось, ваша светлость?
Я небрежно махаю рукой.
— Ничего страшного, просто я… оцарапала колено о скамью, — сочиняю на ходу.
— Точно? Позвольте я…
— Нет, нет! — перебиваю я слишком взволнованным голосом. — Вообще-то, если вы не против, я… хотела бы посмотреть остальные сады.
Макс выглядит растерянным, но больше вопросов не задаёт.
— Конечно.
Загораживая спиной загадочную розу, я жду, пока он не повернется в сторону выхода.
Прогуливаясь с Максом садами и парками, я не могу думать ни о чём другом, кроме этого злополучного цветка. Я не обращаю внимания на водопады, окружающие рокфордское озеро и мост, едва замечаю животных с фермы при усадьбе. Просто хожу следом за Максом, на автопилоте киваю и улыбаюсь, задаваясь единственным вопросом:
Мы сворачиваем в сторону дома. И как только я ступаю на гравийную дорожку, сразу понимаю, что она ведёт к месту, которого я боюсь больше всего — к Тенистому Саду.
— Макс, я… я не могу, — вырывается у меня, — я не хочу туда идти.
Он смотрит на меня в замешательстве.
— Идти куда? — он хмурит брови, сообразив, что я имела в виду. — О, нет, я даже не думал вести вас туда. Этот сад и Лабиринт заброшены с… тех пор.
— Как? — казалось бы, я должна почувствовать облегчение, но это известие выбивает меня из колеи. — Почему?
Макс мешкает с ответом.
— Это самая большая загадка за все годы моей работы. Тенистый Сад был разрушен огнём, и сколько я не пытался его восстановить, ничего не получалось. Остальные сады после пожара тоже пришли в упадок, но мне всё же удалось придать им относительно презентабельный вид. В Тенистом Саду же не прорастало ничего. Земля словно отвергала и воду, и семена. После двух лет попыток я наконец сдался и сказал его светлости, что это бесполезно. Он и не настаивал. Сомневаюсь, что после такой ужасной трагедии ему вообще было дело до этого места, — он вытер вспотевший лоб, — хотя, возможно… возможно, теперь Тенистый Сад тоже мог бы преобразиться, как и остальные.
— Не понимаю, о чём вы, — говорю я, хотя на самом деле всё прекрасно понимаю, — и у меня нет никакого желания вновь открывать Тенистый Сад.
Внутри меня всё сжимается от безумного предположения. Что, если этот сад…
— А что с Лабиринтом? — спрашиваю я дрожащим голосом.
Макс смущённо качает головой.
— Я больше не могу по нему ходить.
—
— То есть войти-то я могу. Но раньше я знал Лабиринт вдоль и поперек, со всеми его поворотами и закоулками, и мог пройти его с закрытыми глазами. А теперь что-то… изменилось. Входя туда, я каждый раз умудряюсь заблудиться, — он нервно посмеивается, — вы, верно, думаете, что я слишком стар для этой работы, и у меня маразм начинается.
— Нет, — говорю я, едва дыша, — ничего такого я не думаю.
— Если уж я не ориентируюсь в Лабиринте, то пускать туда детей или туристов и подавно нельзя. Тем более после того, как здесь рядом умерла бедная Люсия… мы обязаны были закрыть его, — с горечью говорит он.