Катя отошла, а Хмурый несильно ударил себя кулаком в грудь и назвал свое имя.
Едва сдержав улыбку, я повторил его жест и сказал:
— Сергей.
— Серг? — уточнил Хмурый.
Получив утвердительный ответ от меня, визитер еще раз ударил себя в грудь и вновь повторил свое имя.
Смеялись мы долго и от души.
— Как? — ошарашенно спросила Катя, услышав имя Хмурого?
— Мудаг, — повторил я.
Отсмеявшись, она ввела меня в курс дела:
— Он на нас бизнес делает — за деньги показывает. Просил, чтобы в пещеру больше не прятались.
Коммерция Мудага приносила выгоду и нам: зрители приносили еду и ненужную им домашнюю утварь. Не слишком приятно быть зверюшкой в зоопарке, которую зеваки кормят и дразнят. Однако даже черствый кусок хлеба кажется изысканным лакомством, когда ешь только рыбу и непонятные корешки. Да и кувшин с отбитой ручкой лучше и удобнее любой раковины.
Мудаг подарил нам еще один маленький железный ножичек. Теперь Катя могла чистить и потрошить рыбу, а я, не мешая ей, резать прутья для морд и корзин. Ножи быстро тупились, и мне приходилось точить их на зеленоватом камне, найденном на пляже.
Увы, дней через десять экскурсии резко прекратились, да и сам Мудаг стал появляться не каждый день. Видимо, кто-то из вышестоящих чиновников прикрыл его маленькое коммерческое предприятие.
Хрюня появлялась каждый вечер. Ела она все: моллюсков, рыбу вместе с костями, остатки супа из рыбы и корешков.
Катя постепенно раскладывала корм все дальше от кустов, и мы смогли хорошо рассмотреть животное. Пожалуй, больше она походила на небольшую свинью, пятнистую, черно-белую и чуть более волосатую, чем земные хрюшки. Лишь хвост у Хрюни был непривычно длинным.
Катя быстро определила, что повадилась к нам беременная самка. Вскоре она опоросилась. Близко к гнезду, где попискивали детеныши, мы не подходили и только подкармливали свинку.
Хрюня оказалась никудышной мамашей: уже через неделю стала пропадать в кустах, а вскоре вообще бросила детей. Впрочем, поросята прекрасно обходились и без матери, добывая себе пропитание везде, где только возможно. В отличие от взрослой свинки, которая нас опасалась, ее дети с визгом носились около нашей пещеры, путаясь под ногами и норовя стащить все, что им попадалось на глаза.
По просьбе Кати, я сплел им из прутьев небольшой закуток, где поросята, набегавшись днем, укладывались на ночь. Я уже подумывал, не пустить ли одного из поросят нам на ужин, но пришел Мудаг и пересчитал зверюшек, опять предупредив, что трогать их нельзя.
Признаться, эти шкодливые и бесполезные создания начали мне надоедать. Для чего я должен выращивать десять свинок, которых мы не можем съесть? Однако именно поросята стали началом нашего благосостояния.
Днем возле нашей пещеры причалила лодка, из нее вышел мужчина в сопровождении двоих парнишек.
— Ризг, — представился прибывший, подойдя ко мне.
Молодые люди, неотличимые друг от друга и весьма похожие на главу делегации, остались стоять в сторонке.
Визитер время вести не стал и сразу же сделал коммерческое предложение:
— Один дрюли — один танли.
То, что дрюли — это поросенок, я знал. А что такое танли?
Однако показывать свою некомпетентность я не стал и, вспомнив о предупреждениях Хмурого, спросил:
— Мудаг?
Ризг начал что-то объяснять, всем своим видом показывая, что предлагаемая им сделка вполне законная, и вновь повторил предложение:
— Один дрюли — один танли.
Никогда не считал себя физиономистом, но уж слишком честными были глаза у этого мужичка.
Я решил, что с этим прохиндеем надо держать ухо востро, и выдвинул встречное предложение:
— Один дрюли — три танли.
Ризг начал с воодушевлением торговаться. Разумеется, я понимал не все его слова, но количество показанных мне пальцев сосчитать мог.
Сыновья Ризга молчали, с любопытством глядя по сторонам. Время от времени они пытались придать себе грозный вид, сжимая копья и переставая озираться, однако получалось это у них совсем плохо.
Подошедшая Катя молча слушала и наблюдала, не вмешиваясь в беседу.
В процессе диалога я указал на довольно большой нож, висевший на поясе собеседника.
— Пять танли — немедленно среагировал Ризг.
За топор он потребовал пятнадцать танли. Цена показалась мне необоснованно завышенной, но этот прохвост стоял на своем. В результате ожесточенного торга пришли к соглашению: Ризг приносит топор и большой нож, а я отдаю восемь поросят и двадцать корзин моллюсков.
На закате Ризг приплыл с женой. Женщина и Катя обменялись несколькими фразами, спящих поросят быстро переселили в корзины с крышками. Без визга и писка не обошлось, но я думал, что все будет намного хуже.
У нас остались две свинки, от которых мы в будущем надеялись получить приплод. У меня появилась надежда на лучшее будущее.