Подонок (СИ)

так болезненно и нестерпимо скучала.

Мгновения вполне достаточно, чтобы вывернуть мир наизнанку.

Я прочувствовала всю мощь этого мгновения, когда узнала в мужчине на

сцене любовь всей своей жизни.

Арман

{Это был Арман}. Непроизвольно закрыв глаза и кусая от боли губы, я вспомнила нашу с ним первую встречу….

Проходили дни. Учеба. Серые скучные будни. В свободное время мне

удавалось урывками читать о любимых героях (воспитанники детского дома надёжно прятали книги от строгих воспитателей чтобы избежать наказания с их стороны), переживала с ними все неудачи, потери и их

любовь, скорее даже больше похоже на одержимую страсть.

Сегодняшний вечер не стал исключением, сидела на кровати, поджав ноги, и

читала взахлеб, когда по всему зданию пронесся ужасный звук. Звук тревоги,

сирена…. Это был сигнал, собиравший всех в главном корпусе, в столовой.

Мария, заплетавшая свои длинные волосы в косу, соскочила с постели.

— Что такое-то?

Я наполовину безучастно, наполовину все же встревожившись, пожала

плечами. Сколько я здесь находилась, такого не слышала, только если это не

учебная тревога. Но внутреннее чутье подсказывало, что на этот раз дела обстоят

куда грандиознее обычной плановой подготовки к эвакуации.

Сирена не замолкала.

Дверь нашей комнаты распахнулась и на пороге материализовалась мадам

Яковлева. Ее пренеприятное, всегда ярко разукрашенное лицо выражало гримасу злости.

— Вы еще здесь? Для кого сигнал был?

Мария принялась натягивать платье.

— Мы уже одеваемся, мадам Яковлева, одну минуточку!

— Никаких минуточек! — рявкнула она. — Десять секунд, и поживее!

Она с грохотом захлопнула дверь. Мое тело отреагировало на неподдельную,

реакцию воспитательницы быстрее, чем сознание, и вот я уже стала лихорадочно

натягивать на себя вещи. Мои пальцы были холодными, слегка онемели на

кончиках и покалывали, и они дрожали. Да и… С Яковлевой лучше не связываться,

мегера еще та. Меня она невзлюбила с того момента, как я переступила порог

этого Дома. Поэтому я лишний раз старалась не попадаться ей на глаза, не злить

ее и вообще казаться незамеченной. Порой мне казалось, что отец специально приплачивал ей за все мои страдания. Пожаловаться здесьбыло некому, учителя это знали и вовсю издевались над нами,

прикрываясь мерами воспитания, а на самом деле просто вымещая всю злобу, за то,

что им приходится жить и работать в нашем детском доме — самом худшем их всех,

не считая Острова, куда так спокойно, не дрогнувшей рукой, отправил меня папа.

Мы с Марией быстро спустились вниз и, толкаясь в кучи таких, же, как и мы,

двинулись в столовую центрального корпуса. Здесь собралось нереальное

множество народу (я и подумать не могла, что приют держал такое количество

детей), и дежурные учителя, завхоз, даже руководство.

Сердце тревожно сжалось. Кажется, что-то действительно серьезное

произошло. Я пыталась пробиться сквозь вереницу девчонок и мальчишек и

понять, что творится в самом эпицентре, но все было тщетно — не только я порой

поддавалась порывам любопытства.

Прямо в центре зала стоял директор нашего детского дома. Высокий,

худой, с неприятным орлиным лицом.

— Итак, все в сборе! — прогремел его низкий голос. — То, что сегодня

произошло, вышло за все допустимые рамки не только нашего детского

Дома, но и всех остальных! — он обвел сощуренным взглядом толпу малолетних

зевак, медленно вбирая в себя воздух. — Двое пытались сбежать… — выдержал

драматичную паузу. — Пытались сбежать из места, приютившего вас, давшего

вам крышу над головой, кров и пищу! Такой дерзости, чтобы кто-то проник ко

мне в кабинет и украл ключи от моего автомобиля, я еще не встречал! —

директор отпустил сухую, короткую усмешку, скорее даже ухмылку. — Не могу не

признать, эта дерзость на миг вызвала во мне восхищение, но! Оно длилось

ровно миг. Сей поступок не останется безнаказанным, — морщинистое лицо

мужчины слегка вытянулось и отбросило на нас недобрую тень. — Мир за

пределами Дома куда более жестокий. За подобную «шалость», — сморщился, —

вас могут с легкостью лишить жизни. Вы понимаете? — директор рассмеялся, и

Мария прокомментировала мне на ухо: «У него точно не все дома». А затем смех

резко прекратился. — Нет. Вы не понимаете… Не поймете, пока не увидите

собственными глазами последствия собственной глупости. Но я хочу показать

вам, что ждет каждого из вас, кто посмеет покинуть приют до своего

совершеннолетия, особенно с таким несносным образом!

У меня почему-то замерло сердце. Мне было так наплевать, что говорил

Садат — наш главный. Словно рыба об лед, в моей душе билось нехорошее предчувствие, посылая тревожные звоночки к разуму. Часть меня догадывалась,

кто был одним из тех правонарушителей, что так взволновали Садата.

На середину зала наша охрана вывела двоих. Я поднялась на цыпочки.

Сердце ухнуло. Я не ошиблась. Это были Арман и один из его друзей.

Меня тут же трясло, будто я подверглась стремительно развивающейся

форме Болезни. Ноги сделались ватными, уши заложило, и перешептывания

вокруг утонули под толщей нахлынувшего шума. Я пыталась осмыслить, что вдруг

стало твориться с моим телом. Почему, почему все внутри так болезненно