Подобно тысяче громов

Что он знает о Зубове? Зубов был когда-то любовником Алены, так сказать, предшественником Антона. Если, конечно, одна проведенная вместе ночь дает право называться любовником. "Любовник" - старое слово, слово из книжек. Из тех, других, книжек, которые Антон читал, когда Кастанеду еще не перевели на русский. Из макулатурного Дюма, пылящегося нынче на полках Алениных родителей. Любовником Леры был, очевидно, Поручик. Потому что иначе - зачем бы он дал ей денег? И, значит, все нити вели к нему. Поскольку автор этого детектива не русский, национальность Поручика не служит алиби.

Не знаю как там под кокаином, а под психоделиками нелегко быть Шерлоком Холмсом, думал Антон. В измененном состоянии так называемого сознания довольно трудно сосредоточиться. Текучесть предметов вполне соответствует текучести мыслей, скользящих с одной идеи на другую, - что-то вроде галлюцинаторной паутинки, мерцающей на любой поверхности, куда ни посмотри. Зафиксировать ее взглядом так же трудно, как удержать в голове одну мысль или один вопрос. Тем более, если это вопрос "кто убил?", от которого за версту несет паранойей, изменой и бэд-трипом. Поэтому нужен якорь, предмет концентрации, что-то вроде места силы у Кастанеды. Лучше всего - вещь, принадлежавшая Жене. Легче всего попросить что-нибудь у Романа, но поди объясни такую просьбу! Не дадите ли вы мне какую-нибудь вещь вашей покойной жены? Я тут решил посвятить ей один свой трип.

Оставалось только поехать на дачу Сидора и поискать что-нибудь там: собирались в спешке, вполне могли забыть в Женькиной комнате косметику, белье, сережку… что еще остается от умерших женщин?

Вероятность, конечно, мала, но попробовать стоило. А ничего не выйдет - не беда. Предложенный Горским трип немного пугал Антона: вдруг, сконцентрировавшись на Жене, он узна?ет не о ее смерти, а о посмертной жизни? Оказаться посреди чужого Чёнид Бардо было по-настоящему страшно.

Проходя по поселку, Антон думал о причудливой судьбе загородного дома Сидора. Усадьба замышлялась когда-то как земное воплощение масонского Храма, как место мистерий, магии и чуда. Для деревни, выросшей вокруг за двести лет, дом должен был стать чем-то вроде сердца, или, если угодно, мозга, направляющего жизнь всего организма. И тогда красные комиссары двадцатых или Владимир Сидоров девяностых, с точки зрения этого организма были одним и тем же: вирусом, который внедрился в него и захватил "пульт управления". И потому поселок приучился жить так, словно в центре его - пустота: можно сказать, приобрел иммунитет, будто после вакцинации. Дом Сидора существовал сам по себе, со своим высоким забором, видеокамерами слежения и вычурными, явно недавними, воротами. Только в одной из поселковых улиц, вероятно, и сегодня еще носящих имя Горького или Ленина, стояла иномарка. Антон прошел мимо, подумав, что, видимо, Сидор - не единственный "новый русский", купивший здесь дом.

Антон открыл ворота и вошел во двор. Раньше здесь был сад, но за годы Советской власти он пришел в запустение, и Сидор велел вырубить его: теперь на всем пространстве от ворот до дома - только пни, будто немое напоминание о чеховской пьесе.

Антон вспомнил, как в прошлый раз покидал этот двор - и вдруг сердце его учащенно забилось. Он понял, что не вернется сегодня без трофея: будто на фотобумаге, на сетчатке проступила Женина комната - вид через закрывающуюся дверь. На полу, там, куда ее кинул Леня, лежала скомканная бумажка.

Там она должна лежать и сейчас, подумал Антон, Сидор сказал, что за это время никто сюда не приезжал. Все встало на свои места: Антон вспомнил, что на записке были напечатаны те самые стихи - "Лети, лети лепесток", - и были нарисованы какие-то знаки. Явное указание, оставленное Жене убийцей. Антон открыл дверь и собирался сразу броситься на поиски - но в последний момент остановился и снял ботинки. Развязывая шнурки, он явственно услышал шорох - словно кто-то крался в глубине дома. "Наверно, крысы", - подумал Антон.

Он не любил крыс. Они напоминали ему не то о двух рассказах Лавкрафта, прочитанных пару лет назад, не то о неприятном кетаминовом трипе, в котором он однажды эти рассказы "вспомнил". Кстати, ни в самом трипе, ни в рассказах о крысах не было ни слова.

Коридором Антон прошел в гостиную с круглым столом, куда выходили двери семи спален. Женина была первой справа, Антон вошел и заглянул под стол. Пусто.

И в этот момент гулко хлопнула входная дверь. Антон побежал назад, распахнул ее - и успел разметить, как захлопнулись ворота.

"Похоже, глючит" - подумал Антон.

Но это была не галлюцинация: окно первого этажа разбито, на полу свежие следы. Вспомнив про видеокамеры, Антон бросился в чулан, переоборудованный под пункт управления - но выяснил, что камеры только показывают, но ничего не записывают.