Подношение для истины

Папка с документами глухо ударилась о мрамор лестницы. Дышать было почти невозможно, но Ася стремглав бросилась вниз. Она должна была помочь Ксении, привести ее в чувства, убедиться, что с послушницей все в порядке. Однако ужасающая догадка все ярке всплывала перед глазами.

Когда Ася почти добежала до Ксении, из зала послышались приглушенные голоса. Во вновь воцарившейся тишине они слышались почти идеально.

— …кто-то есть?

— Я тоже слышал. Надо проверить.

В этот миг Асю словно схватили с двух сторон, разрывая ее на части. Девушка, объятая ужасом, заозиралась по сторонам, глядя то на папку, то на Ксению. Счет шел на доли секунды, и нужно было срочно принять решение. Ася чувствовала, как обессиленно подгибаются ноги, как трясет все тело и грудь сжимают невидимые когти паники. С каждой секундой звук шагов все четче отзывался в голове, а кровавая кромка вокруг тела Ксении увеличивалась.

В следующее мгновение шероховатый пластик оказался в холодных окоченевших руках Аси, которая, пытаясь справиться с накатившей слабостью, скрылась в полутьме коридора. Через несколько секунд девушка беззвучно захлопнула дверь в свою комнату, сгибаясь от нестерпимой боли в груди. Она не слышала ни как в холл зашли люди, ни как они нашли Ксению, ни что они сказали о ее состоянии.

* * *

Ночь была бесконечной. Налитое свинцом тело проваливалось сквозь жесткий матрас, оставляя за собой выжженный силуэт. Но глаза оставались кристально чистыми и не закрывались ни на секунду. Мысли в голове кричали, оглушительно закладывая уши. Хотелось сжать пальцами голову и продавить ее так, чтобы задушить все чувства и эмоции в утробе. Проломить. Также как череп Ксении.

Ее призрачная тень словно стояла в дальнем углу комнаты, презрительно наблюдая за своей убийцей. Убийца. Слово-приговор. Ее блестящие в ночи серые глаза налились кровью, а тонкие губы были растянуты в немом вопросе: «Почему?».

Почему-то в комнате стало на десяток градусов холоднее, и тонкое одеяло никак не согревало тело, что лихорадочно дрожало. Скрюченные ледяные пальцы до боли сжимали ткань водолазки, пытаясь унять болезненный озноб. Раскаленные тиски сжали горло, голову, повязали по рукам и ногам. В ушах стоял звон, и казалось, что дверь в комнату вот-вот отворится, чтобы позволить Ксении забрать Асю за собой. Но у боли, что затопила собой сознание девушки, не было границ. Она багровым венцом разрасталась все глубже в теле, поглощая своим отчаянием очередную душу.

Ася не встала ни на подъем, ни на утреннее собрание и завтрак. У нее почти не было сил даже на дыхание, и это казалось справедливым. От навязчивых шумных мыслей, что витали над девушкой всю ночь, остались лишь рваные обрывки. Они метались, сталкивались друг с другом, кричали и…умирали. Как Ксения.

Когда Алла вернулась с завтрака и застала бледную как смерть соседку, она решила ее растормошить, поделившись новостями:

— Я сказала, что ты заболела. Но ты бы слышала, что говорят послушники, — Алла неодобрительно покачала головой. — Не знаю, правда это или нет, но ходят слухи, что Ксения ночью крякнулась.

Ася едва сдержала судорожный всхлип. Она медленно повернула голову к соседке и уставилась на нее глазами, полными слез. Алла нахмурилась, наблюдая за такой реакцией.

— Да ладно тебе. Это же бред. Ксении просто не было на собрании и завтраке, вот и все. Но это же Ксения, что с ней могло произойти? Нам не может так свести.

— Угу, — слабо прошептала Ася, оборачиваясь к стене. Она крепко зажала между зубов указательный палец, чтобы сдержать рыдания. Груз, что свалился на нее ночью, был слишком велик.

* * *

Ася смогла подняться с постели только к обеду, когда поток мыслей прекратился вовсе. Она ощущала оглушающую тишину и ледяное безразличие. Будто робот, девушка на автомате делала то, что должна. Ела, разбирала книги в библиотеке, слушала Отца на вечернем собрании. На все Ася будто смотрела со стороны, из-под непроницаемой толщи воды. Или, лучше сказать, крови.

Только когда после собрания к девушке приблизился силуэт Павла, она очнулась на несколько секунд.

— Сегодня после отбоя. В моем кабинете. Сможешь?

— Нет.

— Ас… — Паша недоговорил. Он не успел. Лишь удивленно наблюдал за тем, как между неровными рядами скрывается поникшая тень одной из послушниц. Мертвенно бледная и безликая, словно неприкаянный призрак.

Павел не понимал причины отказа. А еще он не понимал, каково это — быть убийцей. Собственными руками столкнуть человека в пропасть смерти, позволить угаснуть целому миру, что таился в чужом теле. Лишить кого-то, совершенно неизвестного, дочери, сестры, подруги, возможно, и матери.