Подношение для истины

— Impavide progrediamur! [Пойдем вперед без колебаний! (с лат.)] — после этой фразы, значение которой Ася в очередной раз не поняла, вперед вышел человек из толпы. Он стоял в первом ряду. На нем была грязно-красная маска с резкими выступающими чертами лица и раскрытым в крике ртом. Человек подошел к небольшому круглому алтарю с золотой миской и окунул в нее свои руки. Тут же по ним заструилась густая маслянистая жидкость. Он подошел к одной из женщин, что стояла слева, и положил на ее плечи свои ладони. По ее телу потекла блестящая влага, оставляя за собой мокрые дорожки. Человек, не снимая маски и плаща, начал плавно водить своими руками по женской коже. Он очерчивал ее силуэт, пальцами игрался с покрывшейся мурашками грудью и сжимал ее. Его движения становились напористее и резче, он задерживал руку на уровне шеи, пальцами проводил по выступающим сухожилиям, касался ключицы и ямки под горлом. Он властно сжимал девичью тонкую шею и тут же отпускал ее, оставляя красные легкие отпечатки. Человек чувствовал свое превосходство, он выражал его безжалостными сильными движениями, трогал все, что считал нужным, доставлял девушке наслаждение, перемешанное с болью. Но что бы не делал этот мужчина, как бы сильно не смыкались его пальцы на нежной кожи груди или шеи, девушка не двигалась. Она принимала его действия как данность и позволяла делать с собой все, что угодно.

Шут продолжал сыпать фразами на латыни, и по мере его монолога вперед выходили другие люди в пугающих карнавальных масках и красных плащах. Они также окунали руки в позолоченные сосуды и прикасались ими к женщинам, блуждали по их коже, изучали все их выпуклости и ямки, очерчивали своими грубыми жирными от масла руками силуэты.

Ася в ужасе стояла, не двигаясь. Она не могла оторвать глаз от того, что видела, происходящее завораживало ее. Страх и отвращение никак не могли одолеть ошеломляющий интерес. Ей хотелось видеть, что будет дальше, хотелось ощущать запах кипящего эфирного масла, греться в полыхающем огне. И одновременно хотелось бежать отсюда со всех ног, прекратить этот акт эротичной вакханалии.

Когда рядом с каждой девушкой появился мужчина, что умело исследовал ее тело, Шут вновь заговорил:

— Edite, bibite, post mortem nulla voluptas! [Ешьте, пейте, после смерти нет никакого наслаждения! (с лат.)] — и тогда мужчины, стоящие возле оголенных разгоряченных женщин, резко сбросили свои плащи. Они перестали себя сдерживать. Их нагие тела слились с женскими воедино. Это были разные мужчины: молодые и старые, худые и заплывшие жиром, высокие и низкие. Их кожа, покрытая блестящим потом, впитывала в себя влагу с женской. Они почти что вдавливали в себя женское тело, пытаясь прочувствовать всю их энергию на себе. Их руки спускались все ниже, пока не остановились в самом низу живота. — Так раскройте же Муладхару, корневую чакру! — наконец заговорил Шут на понятном Асе языке.

Широкие мужские ладони властно легли между женских ног. Их толстые покрытые маслом пальцы бесцеремонно проникали в девушек, что молча поддавались, лишь опрокидывая свои головы на плечи партнеру. Это было невообразимое представление: резкие ритмичные толчки ладоней, мокрое сияние кожи, громкое прерывистое дыхание — все это сводило с ума разгоряченную толпу. Сначала сцена происходила беззвучно под музыкальные удары барабанов и тихое потрескивание огня. Но стоило одной из женщин едва слышно застонать, как Шут воскликнул:

— Varietas delectat! [Разнообразие доставляет удовольствие! (с лат.)]

Это было безумие. Ася чувствовала, как оставшиеся кусочки здравого рассудка покидают ее тело вместе со спадающими с людей накидками. Они были на пределе, больше не могли терпеть возбуждение, охватившее их сознание. Послушники с животной яростью оглядывали толпу, искали тех, с кем отдадутся жару и станут частью священного ритуала. Мужчины властно хватали женщин за руки и бесцеремонно ублажались ими. Некоторые девушки падали на колени перед оголенными мужскими телами. Они покорно открывали рты и отдавались желанию. Другие опускались прямо на пол, удобнее устраиваясь в откровенных позах. Здесь не было места смущению или страхам, люди вокруг забыли о таких понятиях. Они не думали ни о чем, кроме своей жажды до чужого тела. Их руки резко хватались за женскую грудь или мужские плечи, плащи раскрывали затаившуюся наготу. Блестящие мокрые тела сливались воедино в жарких танцах, они изучали друг друга, бесстыдно кричали, стонали и охали. Воздух душного зала наполнился ароматом страсти и похоти. Он стал единым организмом, который искал утешения в собственном лоне.