Поднимается ветер…

— Граф Саура, не затруднит ли вас расстелить другую ткань? — голос звенит, но не от страха, а от злости, хорошей — Саннио знал это по своему опыту, — злости, той, что помогает держать себя в руках и делать все, что понадобится. Рыжий возился долго, слишком долго. Секретарь затаил дыхание. Девочке предстояло еще более неприятное дело, а тут каждый миг дорог. Запала надолго не хватит, а если Керо не закончит, Гоэллон ее съест на закуску к скорому уже обеду. Голубоглазая северянка уложила пеструшку ровно так, как объяснял герцог: расправив крылья, на край белой плотной ткани. На губах у Керо играла странная улыбка, словно ей вдруг понравился ритуал иеромантии. Нож вонзился под грудину и вспорол тонкую стенку брюшка. Опять слишком глубоко и резко, но результат был достигнут: часть потрохов вывалилась на ткань.

— Стоп! — скомандовал Гоэллон. — Теперь осторожно… осторожно, я говорю, опускаете тушку на место. Медленнее, мягче. Меня не волнует, что у вас дрожат руки…

— У меня не дрожат руки, герцог! — Керо сначала сделала все, что нужно, а потом уже развернулась и принялась дерзить. — Может быть, вы плохо видите?

— Замолчите, юная дама, — спокойно сказал учитель. — Подойдите все сюда. Что вы можете сказать?

— Паршивая из нее птичница, — хихикнул Бориан. — Кто так режет…

— Вы прочитали это по рисунку крови или по рисунку внутренностей? Ну-ка, любезнейший Саура, обоснуйте свой вывод. Как, вы не можете? Тогда зачем же вы открыли рот? Исправьте эту оплошность, пока в него не залетели привлеченные содержимым вашей последней шутки мухи. Альдинг, вы можете что-нибудь сказать? Саннио глянул на покрасневшего до ушей Бориана и улыбнулся про себя. Рыжий почти уже отучился плести глупости и говорить гадости, но иногда по старой памяти выдавал что-нибудь подобное. Герцог же взялся за него всерьез. За любую лишенную изящества шутку рыжий граф получал такую отповедь, что потом молчал по часу — огромное достижение для Бориана. Это шло ему на пользу. Шутки делались все реже и все уместнее, да и вообще Саура уже подтянулся до уровня остальных. Необычно вольное для Старших Родов воспитание в родном доме еще давало свои плоды, но безжалостная дрессура Гоэллона перевешивала.

— Да, герцог. Хотя сечение произведено недостаточно умело, — и этот туда же.

Альдинг, конечно, верный рыцарь северянки, но истина ему всегда дороже. Впрочем, вот на него Керо точно не обидится. — Все же можно получить определенные результаты. Если я не ошибаюсь, то мы вопрошали о том, закончится ли успехом начинание заказчика. Ваше, герцог.

— Не ошибаетесь. И?

— Вынужден вас огорчить, но — нет. Рисунок крови говорит о том, что задуманное не удастся. Видите, все капли легли на левую сторону? Это означает отказ. Рисунок внутренностей сообщает о том же. И… я бы сказал, что причиной будет упрямство некой влиятельной персоны.

— Вы прочитали свиток до конца? Похвально. Да, — Гоэллон сам покосился на две тряпки. — Вы правы. К сожалению, правы, Литто. Может быть, вам удастся определить род занятий этой персоны? Черноволосый юноша склонил голову, потом прищурился, кончиками пальцев коснулся кровавого желто-красного месива. Саннио всегда потихоньку любовался Альдингом. Любое движение исполнено сдержанной силы и изящества, осторожные, плавные жесты. В этом было нечто, сближавшее его с Гоэллоном. Кровь, наверное. И воспитание — с первого года, с колыбели. Бесстрастное выражение лица — действительно, бесстрастное, и не догадаешься, насколько же ему противно касаться куриных потрохов, — вдумчивый взгляд черных глаз. Черноглазый, черноволосый — и белокожий, как Керо. Удивительная внешность. Строгие черты лица… жаль, что на правой щеке остались два тонких шрама. С другой стороны — легко отделался, если вспомнить полумертвое тело, которое привезли в таверну.

— Боюсь ошибиться, герцог, а потому не стану говорить. Я вовсе не убежден, что мое суждение верно. — И голос у него тоже какой-то особенный. Ровный, сдержанный, богатый обертонами. Хороший юноша; только вот отучить бы его скрытничать…

— В общем, вы правы, но вы все же на уроке. В процессе обучения ошибки позволительны и даже интересны, их можно разобрать к общей пользе. Так что говорите.

— Служитель церкви.

— Как интересно! — Гоэллон оживился, плечом отодвинул Саннио и подошел к ученику вплотную. — Почему вы так решили? Какой признак заставляет вас так думать?

— Я не могу этого объяснить, герцог, — чудеса в кадушке, и Альдинг тоже может волноваться. — Этому нет логического объяснения, но… я так чувствую. Нет какой-то приметы…