Поднебесный Экспресс

Пришел второй проводник, то есть в моей хронологии – первый. Они жестами попросили нас выйти из купе, всех, кроме Донгмей, которая, естественно, как бы, по умолчанию, стала посредником между пассажирами и проводниками. Обменявшись с последними несколькими фразами на китайском, она обратилась к нам. «Я еще раз проверю, мало ли что. До математики я училась на медсестру, кое-что знаю». Мы вышли, ожидая ее. Нет, никаких сомнений. Пассажирка первого класса Чжэн Чи мертва. Наверное, она задохнулась. Наверное, у нее был приступ аллергии, второй за вечер. «На что аллергия?» – поинтересовался я. «Какие-то гестомены, кистанемы, гастромины, не помню, она мне вчера сказала». – «Ах, гистамины. У меня была на них аллергия. У нее есть кое-какие приметы. Разрешите взглянуть?»

Как во сне, они медленно бесшумно расступились, и я вошел в уже пустое купе. На столике в беспорядке лежали самые разные предметы; меня поразило их какое-то внутреннее несоответствие, разноприродность, что ли, даже не зонтик и швейная машинка рядом, что-то еще более чуждое сущности друг друга. Вот ультрадизайнерский термос, в нем наверняка со вчерашнего вечера налит зеленый чай или цветочный. Заваривали, чтобы пить, а выльют, так как пить некому стало. Два дешевых грубых старых кольца, явно с блошиного рынка или от бабушки достались. У окна – стаканчик, в нем плавают контактные линзы, на другом конце столика, в опасной близости от кромки, специальная маленькая коробочка для них, почему-то с крошечным красным флагом на крышке. Я чуть было не взял ее, чтобы разглядеть получше флаг и нет ли на нем чего нарисованного, уже совсем миниатюрного, но быстро опомнился. Тюбик с кремом для рук из Botanicus соседствовал со скомканной желтоватой бумажной салфеткой. Телефон в массивном резиновом розовом чехле, с кольцом на спине для указательного пальца, будто обвенчавшим владельца с его вещью, наверху ушки, они придают девайсу вид детсадовский. Посреди столика, будто Храм Солнца, где возносят молитвы все вышеперечисленные – а также не привлекшие моего внимания – путевые мелочи, стояла большая жестяная круглая коробка оранжевого цвета с черно-белым Микки-Маусом на крышке. Она поразила меня своей вызывающе глупой вульгарностью – какая-то безнадежная дешевка вроде коробок с польскими жвачками, что в начале девяностых продавали в бывшей Советии в ларьках под названием «Рабыня Изаура» и «Афродита». С другой стороны, стоит придать коробке еще больше бессмысленности и вульгарности, искуснее подчеркнуть ее никчемность и дешевизну, получится как бы современное искусство, Джефф Кунс с его надувными мультгероями или что-то в таком роде. Нелепость этой вещи особенно напирала, так как рядом стояла еще одна коробочка, небольшая, четырехугольная, тоже дешевая, но китайская, какие можно купить в этнических лавках по всему миру. Она выглядела здесь уместно: крошечный сундучок, обтянутый красной материей с золотыми драконами, с крышкой и крохотным жестяным замочком сбоку, что-то такое, что один порочный китаец некогда показал девушкам из парижского борделя, они все в ужасе убегали, а Денёв храбро проделала неведомый, но ужасный-ужасный трюк. На коробочке лежала маленькая золоченая лопатка – булавка, наверное. Или в ушах ковырять, как любят в Сычуани? На полу, под столиком, упавшая подушка. Наконец я рискнул посмотреть на Чжэн.

Задохнулась, никакого сомнения. Смуглое лицо ее, нет, не посинело – оно посерело, глаза открыты испуганно и печально, руки схватились за горло, правая примерно там, где из ключиц начинает расти шея, левая кисть сверху на правой. Нелепость этой позы вместе с выражением мертвых глаз должна была поразить еще сильнее, нежели нелепость оранжевой коробки, – но нет, нисколько, да, похоже на оперную диву, когда та поет арию умирающей героини, глаза полны страдания, любви и печали, жирные переливы райского голоса, однако и это сравнение хромает, припадает на одну ногу, как Джон Сильвер с попугаем на плече, ведь нога эта деревянная, ее, по сути, нет, сравнение припадает на отсутствующую ногу. И имя этому отсутствию – смерть. Нелепо не лицо несчастной Чжэн и даже не мои дурацкие размышления по поводу этого лица, нелепа смерть. Я вернулся в коридор. Стив смотрел на меня покрасневшими глазами. Проводники опять принялись перебирать ключи, тихо переговариваясь. «Не знаю. У меня когда-то очень давно бывали приступы аллергии на гистамины, живот болел, и да, задыхался, но не сильно. Но люди разные, и все происходит по-разному. У меня вот страшное высыпание бывало на щеках…» Тут я понял, что бормочу что-то уж совсем неприлично-глупое и остановился. Из вагона-ресторана вышел Од и направился к нам, посматривая в окна. «Ну и что вы тут все собрались?»