Подменыш

Тропинка становилась все менее заметной, утоптанная земля уступила место траве, мху и грибам. Земляные черви и мокрицы жили где-то на глубине, и Аполлон их почти чувствовал где-то далеко под ногами. Нортерн-Форест был домом для кротов и землероек, серых белок и американских жесткошерстных кроликов, бурундуков и енотов. Кроты и землеройки переживали зиму в подземных туннелях, проходивших по всему парку. Там прятались миры внутри миров, внутри миров.

Когда Эмма добралась до вершины высокого холма, Аполлон снова ее позвал.

– Ты была права с самого начала, Эмма.

Никакой реакции. Никакого подтверждения, что она его услышала.

– Это не было ребенком.

И тут она повернулась к нему в первый раз и посмотрела вниз вдоль склона холма. Ее глаза показались ему совсем темными, точно она ослепла, была ослеплена. Эмма не открывала рта, но вокруг них закричал весь Нортерн-Форест.

– Гоблины были настоящими! – крикнул Аполлон. – Но я не мог их видеть.

В этот момент туча энергии, электричества, окружавшая Эмму, рассеялась, и она превратилась в худую женщину с подносом в руках, одетую в поношенный красно-коричневый пуховик. В лунном свете он разглядел потрескавшиеся губы и опухшие желтоватые глаза. Эмма стала олицетворением страдания.

Лес погрузился в глубокое молчание.

– Эмма.

Она посмотрела на свои руки, восхищаясь подносом, который держала, словно только сейчас его заметила, присела на корточки и поставила поднос на землю, покрытую тонким слоем снега. Потом она похлопала ладонями по земле, касаясь пальцами листьев.

– Это Аполлон.

Эмма Валентайн встала, и Аполлон увидел, что она что-то держит в правой руке. Потом она отвела руку назад, крякнула и швырнула камень размером с мяч для бейсбола. Он ударил Аполлона в ногу выше колена, и холодная острая боль пронзила его бедро. Он рухнул на землю, как срубленное дерево.

Эмма подняла поднос.

Отвернулась.

И стала спускаться по противоположному склону холма.

Аполлон лежал на земле и смотрел снизу вверх на полог леса. Нога пульсировала от боли так сильно, что у него появилось ощущение, будто она раздувается и скоро разорвет брюки. Он лежал и тяжело дышал, а потом перевернулся на живот. Он не мог встать, во всяком случае, пока, но ему было по силам ползти, и он стал медленно двигаться вперед через подлесок и снег. Чемодан Аполлон оставил там, где упал, он поднялся на вершину холма без него.

Другой склон оказался еще более крутым, а лес гуще. Аполлон полз, пока к нему не вернулась способность ходить. Тогда он поднялся на ноги. В Нортерн-Форест росло два вида деревьев, самые высокие и старые, а под ними тянулись вверх более молодые. И, хотя их ветви оставались голыми, они стояли очень плотно и закрывали лунный свет. Аполлон стоял на тропинке, пусть и едва заметной, но у него не было ни малейшей уверенности, что он сможет оставаться на ней в темноте. Решение находилось в кармане куртки. Сотовый телефон. Он был полностью заряжен. Маленький экран сиял. Сигнал отсутствовал, но какое это имело значение? Единственный человек, которого он хотел найти, находился здесь. Аполлон выставил телефон перед собой, как факел, и сразу увидел следы Эммы на снегу.

Аполлон направился за ней по тропинке.

Глава 93

Земля снова выровнялась, деревья слегка расступились, и подлесок стал не таким густым. Аполлон вышел на поляну, здесь земля была так сильно утоптана, что стала гладкой. Деревья, окружавшие поляну, склонились в сторону, словно в них врезалось нечто большое, вроде грузовика или танка.

«Йотун. – Аполлон вспомнил голос Йоргена. – Тролль. Так мы их называем в Норвегии».

Аполлон стоял на поляне, залитой лунным светом. Сейчас он все видел, поэтому решил выключить сотовый телефон. Следы Эммы уходили в лес, и он зашагал по ним дальше.

Так он шел вперед еще пятнадцать минут, но ему показалось, что прошло два часа из-за холода и боли в ноге над коленом. Эмма сильно и без малейших колебаний швырнула в него камень. А чего он ожидал – объятий и жарких поцелуев? Быть может, и так. Но примирение никогда не бывает легким, во всяком случае, когда речь идет о чем-то важном.

Здесь между кронами деревьев появились просветы, и белый снег блестел в лунном сиянии. Тропинка стала шире, а потом разделилась на две, точно пара рогов здоровенного барана. Аполлон без труда определил, по какой из них пошла Эмма. Вскоре слева от тропы он увидел крышку от подноса, лежавшую на боку. В темноте, под лунным светом, она выглядела как полированное серебро. Аполлон подошел к ней, поднял и инстинктивно выставил перед собой, как щит. И пошел дальше, по уходившей вперед по дуге тропинке.