Подмененная

Наше появление в доме вызвало взрыв эмоций. Я была готова к этому. Мистер и миссис Эмери приветствовали нас с достоинством, приличествующим дворецкому и экономке очень высокопоставленного джентльмена. Здесь, по крайней мере, было два человека, питавших добрые чувства к Бенедикту.

После официальной церемонии приема миссис Эмери позволила себе расслабиться. Под черной бумазеей и украшениями из гагата билось сентиментальное сердце.

— Ах, как я рада видеть вас здесь, мисс Ребекка, — сказала она мне, когда суматоха поулеглась и нам удалось переброситься с ней парой слов наедине. — Надеюсь, вы будете у нас частой гостьей. Мы с мистером Эмери все время о вас вспоминаем.

— Вы довольны жизнью здесь, миссис Эмери?

— О да, мисс Ребекка. Хозяин… он очень хороший. Не из тех, что суют нос во всякую щель. Таких я терпеть не могу. Он понимает, что мы знаем свое дело, и не связывает нам руки. А дом, сами видите, прекрасный, старинный.

Переезду детей она была очень рада.

— Если чего и не хватало нашему старому дому, так это детишек, продолжила она, — А то вон сколько детских комнат пустует наверху. Эта Ли, кажется, тихоня. Она будет большей частью находиться в детской. Мисс Стрингер… ну, с гувернантками всегда проблемы.

— Я думаю, она будет обедать у себя в комнате.

— Во всяком случае, так положено.

Миссис Эмери была большим знатоком порядков в домах, подобных этому, и желала, чтобы все делалось, как положено.

Я услышала, что девочки смеются в детской, и пошла туда. С ними была Ли, которая выглядела менее напряженной, чем в Лондоне.

— Тебе здесь нравится, Ли? — спросила я.

— Да, мисс Ребекка, — ответила она, — Не городской я человек. Да и детишкам здесь лучше. Тут у них щечки порозовеют.

— Я бы не сказала, что сюда они приехали очень бледными.

— Ну, вы же понимаете, что я имею в виду, мисс.

«Да, — подумала я, — это звучит, что ты здесь будешь более счастлива». Что ж, я была рада за нее.

Мисс Стрингер казалась не столь довольной. Ей не хотелось покидать Лондон; впрочем Мэйнорли находился не так далеко от столицы, как Корнуолл, и я предполагала, что она собирается время от времени посещать город.

В общем, складывалось впечатление, что все удовлетворены.

Миссис Эмери, вопросительно глядя на меня, сообщила, что для меня подготовлена прежняя комната.

— Я подумала, вам этого захочется, мисс Ребекка.

Если же нет, то мы быстренько приготовим другую, в другом крыле дома.

Я понимала ее сомнения. Эту комнату я занимала, когда жива была моя мама. Не пробудит ли она во мне слишком много воспоминаний?

Естественно, воспоминания будут оживать, но, поскольку с момента смерти моей матери прошло шесть лет, для таких людей, как миссис Эмери, она стала фигурой из прошлого. Однако для меня все обстояло иначе.

Я сказала, что предпочту занять старую комнату.

Эта первая ночь в Мэйнорли была особенно волнующей для меня. Я даже трусовато подумала о том, что лучше было бы занять другую комнату. Я долго сидела у окна, глядя на пруд, где Гермес при лунном свете продолжал готовиться к полету. Скамья под деревом, на которой я так любила сидеть с мамой, стояла на том же месте. Я вспомнила, как возле этого пруда она просила меня по заботиться о еще не родившемся ребенке, как будто уже знала, что произойдет с ней.

Я провела беспокойную ночь. Во сне мне явилась мама. Мне снилось, что я сижу на скамье в саду и она подходит ко мне…

Вернувшись в этот дом, я могла ждать чего-нибудь подобного, но, как мудро советовала мне бабушка, надо было оставить прошлое позади и жить настоящим.

Как много событий произошло после смерти мамы!

Я повторила себе, что прошло шесть лет. Но слишком многое напоминало мне о маме в этом доме, и временами мне казалось, что я ощущаю ее незримое присутствие.

* * *

Несомненно, детям понравился Мэйнорли. К нашему облегчению, они сразу почувствовали себя здесь как дома. Ли повеселела: это место было ей по вкусу.

Пони вызвали у детей восторг, и теперь ежедневно конюх Томас занимался с ними на лужайках. Этого удовольствия им явно недоставало в Лондоне.

Томас заявил, что обе девочки неплохо справляются. Я была рада этому. Люси изменилась. Она перестала постоянно жаться ко мне, хотя я чувствовала, что остаюсь главным человеком в ее жизни. Но теперь она стала увереннее в себе и держалась наравне с Белиндой. Они по-своему любили друг друга, и, хотя время от времени и ссорились, когда Белинда желала подчеркнуть свое превосходство — превосходство дочери великого человека, все же их устраивала компания друг друга.

Несколько беспокоила меня неприязнь Белинды к своему отцу. Мне были явны его чувства к ребенку.

Он не принадлежал к тем мужчинам, которые способны понимать детей, и к тому же никак не мог забыть о том, что именно рождение Белинды привело к смерти ее матери. Чем больше я узнавала его, тем больше понимала, какую зияющую пропасть в его жизни вызвала эта потеря.