– Поштенный, а поштенный, куда это мы? – спросил Пила робко одного солдата.
– Куда? Знамо, в острог.
– А это што?
– Не бывал коли, – увидишь. Заворовались, сволочи!
– Поругайся ты, востроглазый!
– Видно плута.
– Право, не ругайся, всего изобью. – Пила рванул было руки, да руки крепко связаны назад. Пила чувствовал, что он ровно без рук сделался. Он пошел в сторону, за ним пошел и Сысойко.
– Куда! Куда! – закричали солдаты. Пила и Сысойко пустились бежать. Солдаты их догнали я избили. Пила и Сысойко ругались, ругали друг друга.
– Баял я те, не пойду! – ворчал Сысойко.
– Молчи, пучеглазый! Не ты бы, дак не пошел бы я.
– А ошшо бает: я колдун! – Сысойко выругал Пилу. Пила плюнул в лицо Сысойки, Сысойко тоже плюнул в лицо Пилы.
– Смирно вы, дьяволы! – закричал на них один солдат. Пила и в солдата плюнул… Солдат опять избил Пилу. Кое-как солдаты довели подлиповцев до острога и сдали офицеру. Смотритель втолкнул их в большую избу, темную, сырую, холодную и грязную, с удушливым запахом махорки. Руки им развязали.
– Ишь, черт, куда попали! – ворчал Сысойко.
– Молчи, собака, зверь ты эндовой, мохнорылый пес!..
– Издохнешь, пигалица!..
– Тьфу… мохнорылый пес! – Пила плюнул в лицо Сысойки, тот тоже плюнул. Завязалась драка. Их оглушили хохотом тридцать человек арестантов с кандалами, лежащих на нарах и под нарами. Двадцать арестантов окружили подлиповцев и ровняли их.
– Я восемь Медведев убил, а ты што? – ругался Пила.
– Сам я одново убил… Экой прыткой!
– Ай да молодцы! Ну-ко, ишшо? – кричали арестанты.
– Што ишшо? Подойди, пес! – кричал Пила одному арестанту.
– Ты много ли душ-то сгубил?
– За убийство, энамо, попался? Пила схватил попавшийся под руки ушат и поднял его в порыве ярости, его облило чем-то вонючим. Все хохотали, даже Сысойко смеялся. Пила бросился на арестантов, Сысойко тоже бросился, но арестанты избили их.
– Не хочу я знаться с вам! – сказал Пила. – Айда, Сысойко. Пила пошел к двери: двери были заперты. Пила стал стучать в двери и услышал: что стучишь, сволочь? сиди!
– Я те дам, сиди! – Пила и Сысойко, что есть мочи стучали в двери кулаками и метлой, валявшейся на полу.
– Храбер! – кричали арестанты.
– Ты, Сысойко, за меня держись… Как отопрут, мы и выскочим, а то съедят здесь. Ишь, какие рожи-то… – Сысойко взял в обе руки полы полушубка Пилы. Загремел замок, двери отворились, Пила и Сысойко выскочили. Но их поймали. Смотритель их жестоко отпорол розгами и втолкнул в какую-то темную конурку. Пиле и Сысойке так обидно сделалось от боли и от всего, что было с ними, что каждый из них хотел что-нибудь сделать этим злым людям. Оба они лежали вместе на животах; руки были завязаны на спине. Они не могли даже повернуться; так их избили и истерзали?..
– Сысойко!.. – стонал Пила.
– Пила!.. Ох, больно!..
– Ну, теперь помрем… Пила начал ругаться, Сысойко тоже, и оба страшно ругались и грызли рогожу, на которой лежали.
XII
На другой день подлиповцев повели в полицию. Пила и Сысойко шли молча, едва переступая от боли. Лица их избиты; от ран на них запеклась кровь.
– Эк, тебя избили, – сказал жалобно Пила Сысойке.
– И тебя, бат, тоже: глаза-те у тебя эво какие! а нос-то-беда!.. – стонал Сысойко. Несмотря на боль, обоих забавляли ружья солдатские.
– Што же это торцыт, Сысойко? Вострое – нож не нож?
– А ты спроси!
– Нет, ты спроси.
– Боюсь, изобьют; ошшо пырнет востреем-то… Пила не утерпел, спросил-таки солдата:
– А это, поштенный, что у те?
– Што-што?
– А на ружье-то торцыт?
– Это ружье, а то штык.
– Эво, не знают, што ли, ружья-то! Медведев вон ломом бил, а рябков ружьем стрелял, знаю. Солдаты хохотали:
– Будет вам жару и пару!
– Ошшо?
– И как еще вздернут-то.
– А пошто?
– А за то, не ходи пузато. Не делай убийства. Пила и Сысойко молчали. В полиции были городничий и судебный следователь. В присутствие вели Пилу одного. Судебному следователю жалко стало Пилу при виде его особы, избитой и худой. Ему сказали только, что есть два важных преступника, которые бежали от стражи и были пойманы. Обстоятельство дела началось с донесения квартального, который писал, что Пила и Сысойко валялись пьяные ночью на улице, были приведены в полицию и там произвели буйство.
– Кто ты такой? – спросил судебный следователь Пилу. Пила повалился в ноги судебному следователю.
– Не губи, батшко! Вон корову увели, лошадь украли… Апроська померла… Всего избили… Смерть тожно скоро… Городничий улыбнулся.
– Притворяется, каналья!
– Встань! – сказал следователь. Когда Пила встал, следователь велел развязать Пиле руки.
– Ты говори откровенно: кто ты такой?
– Чердынской.
– Крестьянин?
– Хресьянин.
– Какой деревни?
– Деревни Подлипной, обчество Чудиново.
– Чем занимаешься?
– А што делать-то?.. Хлебушка нет, кору едим… Вон Сысойковы ребята померли, корову за них увели… А там Апроська померла, Сысойкова мать померла, я и пошел бурлачить… Вон Матренка с ребятами у Терентьича на постоялом живет… Пусти, батшко, бурлачить-то!.. Ослободи!..
– А как зовут тебя?
– Зовут меня Пила.
– Имя и отчество?