Подлиповцы

– Стой! – кричит лоцман. Бурлаки сели, на руках мозоли, а коломенка идет животом вперед.

– Слава богу – начин хорош, а там не знаю, что будет, – говорил лоцман и крестился. За ним крестились и прочие. Бурлаки сидят и удивляются, что они плывут; впереди и позади тоже барки плывут. Много их пущено. Сидят они, смотрят на деревья и дивуются: ровно коломенка-то стоит, только деревья бегут, вон и камни бегут, и мужик какой-то бежит. Чудно! Ничего не поймешь. Коломенку несло очень скоро. Бурлаки не долго сидели. Минут через пять лоцман опять поднял всех на ноги.

– Заворачивай корму! живо!.. – Корма повернулась вкось. – Греби к тому берегу, смотри, тут плот – это заплавь называется. Кабы не торнуться… – Дело в том, что дно реки Чусовой каменистое, и сама она очень быстра и извилиста, так что нередко барки ударяются в береговые камни огромной величины, какие выглядывают даже из воды на середине реки. Поэтому, в отвращение несчастных случаев, придумали ограждать эти камни, носящие разные названия, вроде: Косой, Бражка, Узенький, Писаный, Дужный, Печка, Горчак, Разбойник, – заплавями, состоящими из двух плотин, из которых каждая половина состоит из трех прясел (бревен) длиною до десяти сажен, толщиною до семи вершков, связанных между собою веревками. Они привязываются к деревьям, растущим на берегу, так, чтобы, плавая по воде, могли принять на себя барку, если она силою течения будет плыть прямо на камень. Но эти заплави мало приносят пользы, потому, что ударом барки о бревна бревна далеко относит, и барка все-таки разбивается о камень. В двух верстах показалась черная гора. – Греби! не робей, ребятушки… Выручи, водки куплю?.. Работа началась на всей коломенке, работали носовые, кормовые и греби. Весла и поносные шумели, вода от плеска тоже шумела, ветер свистал и проницал каждого человека до костей. Все умаялись; все молчат, дико смотря на приближающуюся гору. Каждый трепещет и молится горе; матушка, горушка, выручи!.. Лоцман несколько раз перекрестился, поминутно мерял шестом глубину реки и сам помогал грести поносную. Гору миновали благополучно. Лоцман перекрестился и сказал: брось! Все бурлаки сели. Так плыли бурлаки целый день. И хорошо как плывут барки! Люди сидят измученные и что-то думают, вероятно, о трудной работе, какой они еще не делывали, и весело им кажется: барка плывет, лес и камни мелькают. Ишь, какое дерево-то хорошее промелькнуло! Вон какой лес показался, речка бежит, а там вдали деревушка под горой стоит, и серые поля с грядами видятся… Вон село какое-то с деревянной церковью, ишь какие крыши-то высокие, так вот и кажется, что дома друг на дружку лепятся. Вон опять поле, плетнем огороженное. Какой-то мужик в тележке едет… А вон, налево, лес горит, и тушить-то его некому. А вон мужики куда-то бревна везут. Вон в лодке мужик с бабой реку переезжает… И все плывет, идет, бежит куда-то, все смотрит на бурлаков, кивает им приветливо: здравствуй, мол, поштенный! Куда те бог несет?.. Бурлаки действуют веслами и поносными; вода плещется, барка скрипит, точно как плачет, обмывается водой, смывая бурлацкие слезы… Бурлаки работают: то и дело нагибают спины, наклоняются, поднимаются, шлепают тяжелыми, усталыми ногами, думают что-то, вероятно, об том: ах бы лечь да отдохнуть… Рубашки смокли, прильнули к горячему телу, по бородам текут крупные потные капли и падают то на весла, то на рукавицы… А барку несет боком; леса, поля, деревни, люди – все и все куда-то несет. Эх ты, жизнь, жизнь горе-горькая! Только одно солнышко стоит на одном месте, ласково так смотрит на мир божий, да и то не надолго, – возьмет да и спрячется за серые тучи, словно дразнится… Опять впереди утес, крутой и страшный. Так вот и кажется, что тут и конец реке, так вот и хлобыснется об камень барка… Но одна барка спряталась, другая нашла на утес, треснула; раздался гул, крики мужиков… Ничего не разберешь! Видно только, что люди копошатся, плывут в шитике, слезли на берег, и барки не стало… Бурлаки дрогнули и, выпучив глаза, смотрели на то место.

– Валяй на всех! – кричит лоцман. Опять возня, ругань. Гора приближается все ближе, чернее, такая страшная, голые утесы, точно страшилища какие, висят над рекой: берегись, мол, зашибу!..

– Греби! греби! Что стали?..

– Эка беда! – ворчат бурлаки. – Скоро ли уж конец-то!

– Греби сильней!.. Валяй! в землю смотри… – И лоцман сам принялся грести. Миновали утес. Там, по колено в воде, стояли бурлаки на потонувшей барке и просили пощады у Терентьича… На гору лепилось несколько бурлаков; к барке плыли в шитике два лоцмана и четверо бурлаков.

– Пусти! – говорили они.

– Греби! что стали?.. – говорит лоцман Терентьич.

– Ради Христа…

– Ну вас?.. Греби сильнее, вон там опасно… Барка завернула за утес. Впереди плывут барки.

– Вот оно што!

– Беда…

– Эк ее хлобыснуло! – рассуждают бурлаки.

– А еще два лоцмана! – говорил лоцман Терентьич.

– Как же теперь? – спрашивает лоцмана Пила.

– А так: барка потонула, а может, и люди потонули, лоцману беда. Ах, злочесь какая! – тужит лоцман.