Подлиповцы

– Ну, так и ладно. Терентьич очень понравился Пиле, но Сысойко почему-то невзлюбил его. Не долго постояли барки; не долго нежились и бурлаки. Надо же и плыть в дальний путь… Поплывайте, добры молодцы, за богачеством. Не знаете вы, что богачество-то вы сами спроваживаете: барки-то полны, да не для вас все это.

VI

Прикащики сосчитали всех бурлаков. Беглых оказалось двадцать четыре человека. Барки были осмотрены старательно. Дали бурлакам по полтиннику денег и велели готовиться в путь; а тронуться назначено завтра. Окончив поверку и осмотр барок, прикащики сказали лоцманам: «Ну, ребята, завтра мы поплывем. Смотрите, берегите барки и народ».

– Уж в эвтом не сумневайтесь, – было ответом лоцманов.

– Ну, и ладно. А вы, ребята, бурлаки, во всем слушайтесь лоцманов. Если кто ленив окажется да буянить будет, того мы прогоним и денег не дадим. Бурлаки на это ничего не сказали, а стояли без шапок, переминаясь с ноги на ногу и почесывая свои бока.

– А когда в Пермь приплывем, тогда получите половину денег сполна. Бурлакам это любо показалось. Кто поклонился прикащику, а кто и так стоял и смотрел на прикащика, как будто говорил про себя: больно ты хорош человек, только не обидь бедного человека… Когда ушли прикащики, деятельность оживилась: лоцманы кричали на бурлаков, бурлаки бегали, кое-что прилаживали и починивали, готовили барки к отплытию. Вечером, накупивши в заводе хлеба и лаптей, все бурлаки загуляли – пропили свои трудовые деньги. Вечером в заводе было большое веселие: у бурлаков много было знакомых из рабочих, и они теперь угощали их за хлеб-соль. Наши подлиповцы тоже были пьяны, даже Павел с Иваном выпили косушку, и лоцман Терентьич тоже был пьян и бахвалился тем, что он лоцман не на барке, а на коломенке и шесть лет благополучно проводил барки. Песни и пляски стихли далеко за полночь, и многие бурлаки вовсе не спали, потому что в четвертом часу утра приехало заводское начальство с духовенством. Священник отслужил молебен на караванке, окропил барки водой, раздался выстрел; бурлаки дрогнули, а он глухим раскатом залился в горах. Выстрелили с караванки еще раз, еще раз, и пошла пальба… Народу на берегу много было.

– Отчаливай! Живо?.. – крикнул кто-то с главной караванки. Бурлаки бегали как угорелые по баркам, перебегали с барки на барку, кто брал весло, кто держал поносную, кто веревку…

– Отчаливай вон ту! что стали? – кричали с караванки. Барки трещали, скрипели… Одна барка пошла, понесло и людей вместе с нею. Подлиповцы рот разинули.

– Крестись! – командовал лоцман. Крещеные бурлаки перекрестились. Барку повернуло боком, и она так и поплыла.

– Греби возьми! – Бурлаки схватили весла. Одно весло держали двое,

– Греби сильней! греби-и!! Бурлаки опустили в воду весла и стали помачивать их,

– Отчалива-ай!! Поплыли еще две барки, потом три, десять… Пила и Сысойко стояли посредине коломенки, ничего не понимая.

– Сысойко! – сказал Пила с боязнью и вцепился в полу Сысойкина полушубка.

– Боюсь, – ответил Сысойко. Дети Пилы перестали откачивать воду. Они тоже стояли около отца и, ухватившись за полы полушубков Пилы и Сысойки, дико смотрели на удаляющиеся барки.

– Эй, вы! Пила! Сысойко! на корму! – кричит лоцман. Пила и Сысойко подошли.

– А вы што глазеете! Пошли в барку, – крикнул лоцман на детей Пилы. – Эй, вы! у весел стойте!.. Пошли на нос! еще шестеро сюда! – командовал лоцман, толкая бурлаков и тыча в их подбородки. Стали стаскивать в воду поносные. Стаскиванье сопровождалось песнею: обхватит бурлак поносную, напрет на нее всею силой и закричит: «дернем-подернем, да раз!.. ха!!» – и двигается поносная, а не запоет бурлак этой простой песни – и силы нет…

– Смотри, ребя! не робеть. Что скажу, то и сполняй. Теперь, братцы, боязно, как раз потонем! – говорит лоцман. Все бурлаки струсили, а Пила спросил лоцмана: «А пошто?» Лоцману не до рассуждений было. У него много дел. Все приготовлены, каждый держит в руке что-нибудь: кто весло, кто поносную, кто шестик, лежащий на коломенке, кто веревки.

– Отчаливай! – закричал лоцман Терентьич. – Отвязывай веревку-то! С другой барки отвязали веревку с кормы. Коломенку двинуло в воду и живо поворотило кормой вниз по реке.

– Мужланы! Анафемы!!! Я вас! – ревет лоцман… – Да отвязывайте носовую веревку!.. Ах, беда!.. Греби к берегу!! стой в носу!.. Не тронь канат! Бурлаки забегали, напугались. Сдвинули поносную и стали; погребли веслами и стали. Лоцман вышел из терпения.

– Ах, мука какая! Да будьте вы прокляты, дьяволы эдакие! Загребай воду-то! Не так: в ту сторону!.. Ах, беда! От себя, черт, от себя!.. – Бурлаки работали что есть силы. С них катил пот, а все не в толк.

– Что вы стали, дьяволы! – кричали на эту коломенку с берега и с караванок.

– Отчаливай нос! Принимайся в греби! загребай в реку! Коломенка пошла – и пошла боком поперек реки.

– Сильнее, сильнее! Эй, вы, носовые, в глубь! в глубь!.. А вы к берегу… Стой весла, иди сюды! Кормовых и носовых пробрало. Пот так и катил с них. Коломенка скрипела, покачивалась и ушла уже далеко от заводов. Бурлаков приветствовал резкий ветер. Воздух свежел.