Подлинная история Айвенго, Робина Капюшона и прочих

С заметным воодушевлением мужчина вскрыл вторую упаковку. Внутри обнаружился пергаментный свиток, потемневши и пожелтевший. Действительно, весьма похоже на настоящую древнюю рукопись! С необходимой осторожностью сэр Вальтер развернул ветхую кожу. Перед его взглядом предстала потрескавшаяся внутренняя поверхность, заполненная неровными рядами убористых букв, написанными старинным шрифтом, но с заметной небрежностью. Некоторые слова даже были зачеркнуты, повсюду черными пятнами разбросаны кляксы. Вкупе с отсутствием украшений, иллюстраций и раскрашенных заглавных букв это свидетельствовало о том, что перед нами нечто вроде черновика, а отнюдь не книга, предназначенная для показа посторонним. Состояние рукописи было весьма плачевным. Часть букв полустерты, кое-где в истончившемся от времени пергаменте зияли дыры, безвозвратно уничтожившие немалую часть текста. Взгляд сэра Вальтера быстро пробежался по некоторым строчкам. Текст представлял собой жуткую помесь англо-нормандских, старо-саксонских, латинских и даже кельтских слов. Не мудрено, что оставшийся неизвестным Доброжелатель не смог внятно прочесть это месиво! Впрочем, многие тексты тех времен, особенно для, так сказать, внутреннего пользования, изобиловали подобными изысками. Ведь общеупотребительного языка в те времена не имелось. Даже разговорного, не говоря уже о письменном.

Все это, вместе с мелкими деталями, убедило писателя в подлинности манускрипта. Настолько качественно подделать и материал свитка, и стиль эпохи невероятно трудно, практически невозможно! А содержание... Сэр Вальтер вчитался в некоторые отрывки, время от времени разворачивая свиток все больше и перескакивая дальше в глубины оказавшегося совсем не маленьким текста. Спустя примерно полчаса он в восхищении поднял голову:

- Однако! Это же настоящее сокровище! Практически готовый роман! Написанный, правда, коряво с позиций нашего времени и, увы, благодаря обилию редких слов на разных языках совершенно не читаемый с ходу. Даже мне нужна помощь словарей и справочников. Придется переводить, причем сразу с художественной обработкой и заполнением многочисленных лакун в тексте!

Воодушевленный писатель тут же, не откладывая приступил к делу, которому придется посвятить несколько ближайших недель. Прошел в свою лелеемую библиотеку, содержавшую обширную коллекцию художественных и научных книг и служившую ему одновременно и рабочим кабинетом. Тщательно закрепил свиток на специально предназначенном для этого пюпитре, зажег больше свечей на рабочем столе, обложился справочниками, достал чистый лист белой писчей бумаги и в предвкушении интересной работы обмакнул гусиное перо в чернильницу. Скип пера сопроводил первые строки, красиво выведенные на белоснежной бумаге: "Ночная тьма стремительно поглотила еще только что прекрасно различимые стены Аккры, расположенной неподалеку. На Святой Земле сумерки практически отсутствовали, неизменно приводя этим в изумление новоприбывших рыцарей и пилигримов, привыкших созерцать длительные закаты..."

Глава 1: Под покровом ночи

Ночная тьма стремительно поглотила еще только что прекрасно различимые стены Акры, расположенной неподалеку. На Святой Земле сумерки практически отсутствовали, неизменно приводя этим в изумление новоприбывших рыцарей и пилигримов, привыкших созерцать длительные закаты.

Осенняя ночь 1192 года окутала лагерь крестоносцев близ стен Акры тяжелым, непроницаемым мраком. Город пал после двухлетней изнурительной осады, и уставшие воины, рыцари и оруженосцы погрузились в глубокий, но чуткий сон, наслаждаясь заслуженным отдыхом. В ночной тиши раздавались лишь приглушенное конское ржание, тяжелый храп спящих да редкое потрескивание догорающих костров, бросающих причудливые оранжевые отсветы на полотняные стены палаток. В воздухе висел густой запах дыма, смешанный с ароматами пота, кожи и крови. Вокруг костров были разбросаны мечи, щиты, копья и другие орудия войны. Уставшие воины спали, кто где мог: на земле, укрывшись плащами, на грубо сколоченных деревянных нарах, а то и просто под открытым небом.

В отдалении от основного лагеря, у подножия пологого холма, поросшего редкими оливами и колючим кустарником, застыла одинокая фигура. Это был Бриан де Буагильбер, рыцарь ордена Храма, облаченный в длинный белый плащ с нашитым алым крестом. Его темные глаза напряженно всматривались в ночной мрак, стараясь различить долгожданные очертания фигуры того, кого он с таким нетерпением ожидал.