Магдауль сел за весло. Старается изо всех сил, гребется наравне с другими. Вспотел. Непривычная работа не по душе, но виду не подает. Весло гнется, скрипит.
— Ты, Волчонок, шибко-то не налегай, а то сломаешь! — смеется Кешка.
Через некоторое время сделали перекур. Теперь Мельников сел в греби, а Волчонку дал кормовое весло.
Пока Волчонок греб, ему некогда было разглядывать, что творится на море. А теперь, стоя на высокой кормовой палубе, он опешил — со всех сторон, отдельными группами и в одиночку, шли лодки в воды Лозовского. На мачтах сетовок развевались разноцветные флажки: это платки, которыми обматывают шею против гнуса. Платки белые, голубые, зеленые, красные. По морю летел смех, пиликала гармонь, разноголосо плескались песни.
— О-бой! — воскликнул Волчонок. Хмель вылетел. Неприятно заныло сердце. В голове зашумело… Замелькали мысли: «Что же это будет?.. Зачем так делают?.. Лозовский деньги монахам дает… Он здесь хозяин… а Михайло-то мой друг — тала!.. Грех против талы зло делать!.. Ой, грех. А я с ними, — Волчонок побледнел. Беспомощно оглядывается кругом. — Было бы на земле — ушел бы в тайгу, чтоб не видели мои глаза, чтоб не слышали мои уши!..»
В самом центре залива, где обычно ставят сети рыбаки Лозовского, сгрудились черные лодки. Непривычное зрелище. Наверно, с момента сотворения Байкала ни разу здесь не собиралось в одну большую кучу столь лодок. Их было не меньше пятидесяти. И на голубом полотне моря они чем-то напомнили Волчонку разлившиеся по Вериной белой скатерти чернила, которые невзначай опрокинул Ганька. Сколько тогда отец с сыном пережили, пока Вера не вернулась из рыбодела! Неизмеримо большая тревога завладела Магдаулем сейчас.
Держась дружной стайкой, подходили лодки Лозовского. Вот уже совсем рядом. Угрюмый башлык Горячих рявкнул:
— Табань!
Сетовки сбавили ход и мягко соткнулись с пришлыми.
Злобой налито лицо Горячих.
— В тюрьму захотел? — хмуро спросил он у Гордея.
— Сначала, дя Семен, здороваются! — улыбнулся тот.
— Здравствуй, дя Семен! — весело крикнул Мельников.
Следом с других лодок еще голоса:
— Здравствуй, дя Семен!
Горячих увидел Лобанова с Мельниковым… Сразу обмякло, подобрело его густо заросшее седыми волосами лицо. Крепко помнит он, как давным-давно поселенец с Кешкой отбили его от взбешенного Ефрема.
Улыбается ему Лобанов, щурит близорукие глаза.
— Народ с ума спятил, кажись? — развел руками Горячих. Его лодка мягко стукнулась о лодку Мельникова.
— Да нет, дя Семен. Рыбаки желают, чтоб господин Лозовский приехал в Курбулик для разговора, как дальше рыбачить, — пояснил Кешка.
— А нам-то што! — Горячих снова помрачнел. — Нам жрать надо.
— Вам… вам надо поддержать народ… Пока в море не ходить, пусть сети сохнут на вешалах.
Горячих покачал головой. Рыбаки в купеческих лодках соскочили с мест. Послышались мат и угрозы.
— Тише, дайте с человеком побаить! — осадил своих башлык. — А тебе-то, Ефремыч, зачем эта канитель?
— Решил помочь рыбакам, ведь все свои. Не буду же задом к народу поворачиваться.
— Оно так-то так, Кеша, ты и маленький был таким же… помню… Но если дело развернется худым боком да лягнет тебя?
Мельников рассмеялся, потер подбородок.
— Удержусь на ногах… Я ж моряк!..
Пока Мельников разговаривал со старым башлыком, купеческие рыбаки оказались в центре плотного кольца.
— Вы что собрались делать с нами? — матерясь, из второй лодки вскочил башлык средних лет.
— Не гавкай! Не то получишь! — пригрозил Страшных. Рядом с башлыком встал Туз Червонный.
— Ах ты, такут твою мать! Попробуй-ка!
Вспыльчивый Гордей перепрыгнул в купеческую лодку, схватил башлыка за грудки. И Туз тут как тут.
Взъерошились рыбаки обеих сторон, готовые в драку вступить.
— Цытьте, кобелье! — рявкнул Семен Горячих. — Кулаками тут не поможешь… Ты, Гордюха, не прыгай на нос! Мы ж хочем заробить, штоб нищету свою прикрыть… А вы свою «гармоню» тянете!..
— Молодец, дя Семен, правильно! — покрыл голоса Кешка Мельников. — Не сметь драться!
— Одной-двумя ночами нужду не заткнете! Не ерепеньтесь, не то побьем!
— Бей, Гордюха, купецку сволочь! — ревели теперь с многих лодок. — Ишь, им нужда. А у нас нет нужды. Мы богачи.
Мельников, с рысьим проворством перепрыгивая из лодки в лодку, подскочил к Страшных, оттолкнул его от купеческого рыбака.
— Ты с ума спятил, дядя Гордей!
— Я-то ничо, а он, бессовестный, забыл про нашу нужду, лишь свою зрит, — Гордей, сыпя проклятиями, перебрался в свою лодку, а за ним, словно тень его, мелькнул и Туз Червонный.
Смуглое лицо Волчонка побледнело. Глаза расширились. «Опять же быть беде! О-ма-ни-пад-ме-хум! И зачем они между собой-то?.. Те в нужде замучились, и другие не богаче живут!.. Почему? Из-за чего так сегодня-то обозлились?..» — проносятся быстрые мысли. Опять шумит в голове.
Взглянул Магдауль на Лобанова и опешил — Ванфед вцепился руками в мачту, закусил губу и не сводит глаз с Кошки и Гордея. Как-то сразу он стал строгим и ростом повыше… Не узнает таежник поселенца.