Подлеморье. Книга 1

Орленок вздыбился и вихрем помчался к Покойникам.

Звонко, с хрустом цокают подковы. Легкая кошевка подпрыгивает на неровностях ледяной дороги. Магдауль восхищается:

— Эх, конь! Ца-ца-ца!

— Одно слово… Орел!.. — похваливает коня и Кешка.

— На таком можно ветер обгоняй!

— Можно! Слышь, Волчонок, завтра ветер обгоним! — Мельников смеется: — Смотри не проспи. На нем помчу вас с Верой к попу.

— Вер, чо парень баит? — недоверчиво шепчет Магдауль.

— Правду баит…

Позади Кешки раздался хриплый счастливый крик Веры!

— Отцепись, чертов Волчонок!.. Ей-бог поедем, только не задуши!..

По бараку еще раздается дружный храп.

Кешка думал, что он сегодня поднялся всех раньше. Вышел на кухню, а там уже Вера с Волчонком пьют чай:

— Я дал овес Орленку, — радостно улыбнулся Кешке Магдауль.

— Вот и молодец, — Кешка счастлив, будто сам женится.

Поев на скорую руку, он быстро запряг коня, закрутил и подвязал ему хвост, обвил алой лентой челку, пристально осмотрел упряжь и остался доволен.

— Ну, молодые, с богом!.. Пшел, Орленок! — весело гикнул Кешка.

Лет несколько назад отец Николай служил в знаменитом Иркутском монастыре святителя Иннокентия. Жизнь текла сытно и спокойно, но вот ему захотелось проповедовать веру Христа-спасителя в дремучих таежных дебрях. Гонимый порывом подвижничества, забрав попадью с детишками, отец Николай Прибыл в этот медвежий угол.

…В пустой церкви стояло несколько случайных зевак.

Магдауль не сводил глаз со своей Веры, у которой нет-нет да качнется тоненькая свечка и прольется горячий воск на смуглую руку. В ее черных, раскосых глазах печаль и смущение.

Поп басовито и добросовестно выводил:

— …Жена да убоится мужа-а своего.

Попу помогал тоненький тенорок молодого трапезника:

— …От ребра его воссоздавый жену и спрягий ему помощника по нему, зане тако бысть твоему величеству-у-у, не едину быти человеку на земли-и-и.

Магдауль, сколько ни прислушивался к пению попа и трапезника, понять ничего не смог. А поп все пел и пел на каком-то совсем непонятном языке, и Магдаулю как-то сразу надоела вся эта церемония. Он начал злиться на священника: «И чего тянет, борода!»

— …даруй им плод чрева, благочадия восприятия… Венчается раб божий Максим рабе божией Вере…

Кешка весело подмигнул ему, дескать, дело в шляпе. За любимую свою можно стерпеть и не такое. Магдауль немного успокоился. А когда батюшка подал им с Верой чашечку красного вина, он и вовсе повеселел.

— Чашу общую сию подавайяй сочетающимся по общению брака…

Онгокон. Большой барак гудит от множества голосов. Все знают, что Кешка Мельников продал приказчику Лозовского три короба омулей и сигов. Накупил несколько ведер вина, куль медовых пряников, конфет и всей артелью, вместе с невестой, нагрянул в Онгокон гоношить свадьбу.

Теперь Кешка мечется по бараку, приглашая гостей садиться за столы.

А столы пестрят едой: дразнят жирные осетровые пироги, лоснятся подрумянившиеся фаршированные сиги, золотом отливают заливные окуни, розовеет свежепросольный омуль с душком; сочнее всех закусок — янтарно-красная икра морского сига с луком; бугрятся на подносе темно-коричневая медвежатина, сохатиные губы и холодец из ног лося. А для любителя есть отварные медвежьи лапы и нерпичьи ласты.

Между столов спокойно двигается огромная восьмипудовая Хиония, жена недавно вернувшегося по ранению башлыка Гордея Страшных. Вся эта обильная снедь — дело ее рук.

Юрко снуют вокруг Хионии ее помощницы — Улька с веселыми девчатами.

В переднем углу сидят жених и невеста. Магдауля не узнать! На нем белая шелковая рубаха, вышитая крестиком, широкие плисовые штаны заправлены в новенькие, из юфтевой кожи ичиги с блестящими пряжками.

Сидит и глаз не сводит с Веры.

Его Вера в белом платье, бусы в несколько рядов сверкают на смуглой шее, большие серебряные серьги покачиваются, дрожат. Глаза смущенно потуплены.

Веселый, нарядный, трясет золотом кудрей Кешка Мельников. Усадил гостей и обратился к ним:

— Вот, люди добрые, давайте поднимемте бокалы за наших молодых! Смотрите, какие красивые они сидят! Пожелаемте им счастья и целый рыбацкий короб ребятишек!

— Кеха! А водка-то горькая, не идет! — кричит Туз Червонный.

— Горько! — заорали гости.

Мельников подскочил к Волчонку и шепчет:

— Целуй Веру, медведь!

Магдауль робко посмотрел на жену. Она чуть придвинула к нему лицо. В каком-то горячем, красном тумане вместо губ чмокнул он Верин нос.

— Вот так! Да ты смелей, Волчонок! — кричит Кешка.

«Она моя!.. Моя!.. Теперь и у меня жена есть!.. Не сон ли это?»

И загорелась душа Магдауля! Ему захотелось спеть песню о прекрасной изюбрихе. Он смущенно поглядел на гостей. А они пьют, едят, поют песни… А у которых зудятся ноги — плясать вышли. И не стал петь Магдауль свою песню.

Бабы забыли про войну, про беды…

Выхватив платочки, с гиком и писком пляшут.

«А глухари-то с кополухами во время весеннего любовного тока так же размахивают крыльями и прыгают», — весело подумал Волчонок. Радость разлилась и заполнила его всего. Рядом с ним сидит его Вера — нарядная, красивая. Ее большие раскосые глаза чуть под хмельком — но в них тоже горит радость.