Подлеморье. Книга 1

Гордей побледнел, тяжело опустился на скамью. Испуганно прижался к двери Ганька.

— Прочитай-ка, брат, что-то и не верится мне.

Мельников не спеша развернул лист бумаги:

«Здравствуй, Кеша!

Сообщаю нерадостные известия:

Белогвардейцы и белочехи обошли Прибайкальский фронт красных войск по старому купеческому тракту и вышли в тыл. В течение нескольких дней наши героически дрались в районе Култука-Слюдянки. Около Посольска они попали в окружение. Но, прорвавшись, отступили по линии железной дороги.

Силы были неравные, и удержаться нигде не смогли. Чехи и беляки 20 августа 1918 года заняли Верхнеудинск. Теперь они подходят к Чите.

Власть Советов в Бурятии временно пала. Исполком Совета назначил меня руководителем подпольной большевистской организации Подлеморья. Наша с тобой задача: создать партизанский отряд, обучить бойцов и послать их на пополнение наших частей. Еще мы должны сорвать мобилизацию в армию белых. Помни о работе среди населения.

Тебе срочное задание: с фронта, из района Посольска к нам доставили много раненых. Найди в тайге укромное место для организации партизанской базы. Рыбу и другие продукты перевезите в надежное место. Скоро приеду сам. Будь, Кеша, осторожен. Привет Уле и Ванюше.

И. Лобанов».

Ганька понял, что надвигается что-то страшное.

Башлык с Кешкой долго молчали. Наконец, волнуясь, хрипло заговорил Гордей.

— Это как же, а?.. Што будем делать?.. А?..

«Отца бы сюда!» — с тоской думал мальчик. Во все глаза он смотрел на Кешку, ждал его слов, будто от него только зависит их спасение.

— Это, дя Гордей, ненадолго. Подойдут из России красногвардейцы, и мы тут поможем.

Страшных не слушает.

— В Подлеморье-то едва ли сунутся… Шибко в стороне мы живем.

Мельников горько усмехнулся:

— Значит, сидеть сложа руки?

— Пошто ты так!.. Я-то ведь вояка старый!

Кешка поглядел на Ганьку, улыбнулся ему:

— Да я пошутил, дя Гордей. Знаю тебя, потому и позвал. Сегодня надо начинать гоношить свой отряд.

Страшных разгладил прокуренные желтовато-белесые усы.

— Это дело!.. Я могу на новобранцев рявкать: ать-два! Ать-два! Вот на таких — мальчат, — башлык ткнул трубкой в Ганьку.

Кешка улыбнулся.

— И тетка Хиония не отстанет.

— Эхе, отстала!.. Такой «командер»!.. Сунет кому-нибудь Сережку и айда за мной. Никуда она теперь меня не отпустит — так она мне обсказала.

Ганька, охваченный большой тревогой, кинулся домой — к матери.

Очнулся Магдауль в темноте. От вони его стошнило. Он почувствовал промозглую сырость и холод. В поисках сухого места отполз в сторонку, наткнулся на человека.

— А-а, очухался, нухер![101] Ты откуда? Чей!..

— С Байкала — моря… бурят Бадма… Волчонком кличут.

— О-о!.. Издалека к нам занесло!.. Ну, спасибо, заступился.

— А за что они тебя колотили?

— Из-за девчонки… В мою невесту Авирмит влюбился сопливый сынок князя гун Сундуя… Она его подняла на смех… а дружки княжича и начали над ним подтрунивать, изводить. Донеслось до самого князя… Сундуй пришел в ярость: «Как можно, чтоб черный люд насмехался над князьями!..» Послал он своих цириков забрать Авирмит. Я не дал… а дальше сам знаешь… Тоже получил по голове.

— Вот оно что… а как звать-то?

— Мягмар.

«…Сколько по берегам Байкала золотистого песка, столько же у бога дней. И дни, словно песчинки, сыплются и сыплются в бездонное провалище вечности. Где край?.. Где конец им?.. Нет им ни конца, ни края. Как жить дальше? Неужели здесь сгнить — моя судьба?.. Воуль бессмысленно прожил. А что меня ждет впереди? Да что я? Все-то мы для чего живем на свете? Небось для этого и Бурхана придумали, и Будду, и Моисея, и Исса Христа… — пустоту души заполнить. «Непротивление» придумали — туда же…»

Магдауль уже и счет потерял, как сидит в тюрьме. Его с Мягмаром восемь месяцев продержали в темном подвале. А теперь, после допросов, перевели в общую камеру.

Спасибо Дари-Цо и дружкам Мягмара: не забывают узников, приносят еду.

Здесь, в камере, от заключенных они и узнали, что в далекой русской земле грянула революция! Остановили кровопролитие на Большой войне против «ермана». Властью завладели простые араты. А ими управляет сам батыр Ленин с помощниками, которых люди прозывают большевиками.

«Ванфед-то мне об этом времени и баил!.. Вот ведь какой!.. Глазастый — все наперед увидел. Шаман!.. Настоящий шаман!» — перед Волчонком возникает Лобанов.

И сразу… Легче на душе. Где-то шумит тайга. Байкал покрыт рябью волн. Степь радует глаз зеленью и синими далями.

А тут черные толстые двери. И злая стража дни и ночи сторожит.

Глядит Волчонок на тех, кто сидит с ним вместе. За что их-то загнали сюда? Чем и перед кем виноваты они? Все люди добрые, как Кешка его, или Гордюха, иль покойник Третьяк… И он сам, перед кем это он виноват? Гордюху тогда за правду садили. А он-то нынче тоже слабому помог… Значит, и здесь, в Монголии, не по правде в тюрьму волокут.

В мысли Волчонка врываются новости с воли. Степь стонет от насилия гаминов[102] да собственных князей. И здесь, что у них, на Байкале, народ поднялся.