— Машунь, надо доесть, — уговариваю малышку, предлагая очередную ложку кабачкового пюре.
Мы сидим на кухне. Дочка устроена в стульчике, а я расположилась напротив.
Ребенок набирает полный рот и тут же выплевывает все на выдохе. Остатки пюре разлетаются в разные стороны, пачкают столик, попадают на меня. Пока я недовольно вытираюсь, Маша счастливо хохочет.
— Ты одна сегодня? Без няни? — звучит за спиной голос Эльвиры.
От неожиданности вздрагиваю, роняю ложечку, которая летит мне на шорты, оставляя пятно, и отскакивает, приземляясь на пол. Вздохнув, наклоняюсь за ней.
— Лена заболела, не смогла приехать, — сообщаю, копошась под столом. — Дима обещал раньше вернуться с работы…
— Я могу помочь с Машей, — заявляет она вдруг.
От удивления резко встаю, бьюсь головой о край стола и ойкаю. Достав ложку-путешественницу, поворачиваюсь к Эльвире и сканирую ее взглядом.
— Вы уверены? — скептически приподнимаю бровь.
— Диму же как-то вырастила, — обиженно хмыкает она. — Правда, мне по большей части тоже няньки помогали.
— Я сама хотела с Машенькой сидеть, но Дима настоял на няне. Из-за… — делаю паузу и краснею, — моего положения.
Эльвира обводит меня долгим взглядом, чуть дольше остановившись на животе, и кивает.
— Беспокоится потому что, — как само собой разумеющееся, говорит она. — Влюбился он в тебя, это видно. Я до последнего в не верила. Всегда думала, что Дима — точная копия отца своего, — умолкает, погружаясь в свои мысли и воспоминания, явно нерадостные. — Но нет. Дима другой, и с тобой это проявилось. Знаешь, я мешать вам не буду. Стройте свою семью. Может, у вас с Димой лучше получится, чем у нас с его отцом, — неожиданно срывается на откровения. — Но учти, я буду вредной свекровью, в лучших традициях.
— Спасибо, — искренне выдыхаю. — И извините за то, как я вела себя первое время.
— Мы обе хороши, — смеется расслабленно. — Схлестнулись две стервы.
Невольно отмечаю, что улыбка Эльвире к лицу. И в этот момент она немного напоминает Диму, хотя они совсем не похожи внешне.
— Покормила? — указывает на Машеньку, а я неопределенно веду плечами. — Дима тоже в детстве ел отвратительно. Ничего, вырос как-то.
Приближается к малышке, а та тянет ручки. На все готова, лишь бы ее от обеда спасли. К моему удивлению, Эльвира аккуратно достает ребенка и прижимает к себе.
— Я спать ее уложу, а ты пока своими делами занимайся, — повелительным тоном бросает она и уходит.
Ошеломленно смотрю им вслед, а потом выхожу в гостиную. Хочу все-таки проконтролировать Эльвиру, но внимание отвлекает звонок в дверь.
Дима ключи забыл?
Улыбаюсь и спешу открыть. Но тут же жалею об этом.
— Катенька, — тянет ненавистный голос, — рад тебя видеть. Хорошо здесь устроилась?
Емельяненко нагло отталкивает меня и проходит в гостиную. Гордо устраивается в кресле, а мне указывает взглядом на диван. Но я не слушаюсь. Остаюсь на месте и складываю руки на груди.
— Что вам нужно? — холодно произношу я, а у самой все внутри сжимается от страха.
— В твоих интересах быть сговорчивее, — довольно говорит Герман Алексеевич, будто задумал что-то. — Где Дмитрий? В совете сказали, что он уже уехал. К семье своей мчится? Ничего, подождем его вместе. Да, Катенька?
— Что. Вам. Нужно? — повторяю, чеканя каждое слово.
— Хм, а ты изменилась, смелее стала. Думаешь, Диму охомутала и теперь в шоколаде? — смеется противно. — Ой, у меня же такие новости радостные! — хлопает в ладоши.
Приподнятое настроение Емельяненко меня пугает.
— Представляешь, настоящая мама Маши нашлась, — ошарашивает меня. — Раскаялась, хочет вернуть доченьку родную.
Округляю глаза от шока, вонзаюсь ногтями в плечи, но не чувствую боли. Только холод и пустота заполняют меня.
— Мать же ее бросила! Кто она вообще? Откуда? — всхлипываю я, а по щекам сами текут слезы.
— Бросила — поднимет, — смеется Герман Алексеевич своей глупой шутке. — А насчет того, кто она… Какая разница. Главное, родная кровь!
— Нет!
С трудом сдерживаю рыдания, потому что не хочу показывать врагу свою слабость. Больше всего на свете желаю, чтобы сейчас появился Дима и спас нас с Машенькой от этого жестокого человека.
И он будто меня слышит. Возвращается домой как раз в момент нашего разговора с Германом Алексеевичем.
— Катя, к Маше наверх поднимись, — доносится до меня грозный приказ мужа.
— Ди-им, — оборачиваюсь к нему и позволяю себе поддаться эмоциям, заплакать.
— Дмитрий, а мы тебя уже заждались, — поднимается Емельяненко.
Невольно пячусь назад, подальше от него.
— Я сказал, иди наверх, — чеканит Дима, обращаясь ко мне. — Быстро!
Говорит со мной грубо, но я не обижаюсь. Он переживает за меня, хочет уберечь и спрятать от Емельяненко. Решаю довериться моему мужу, киваю и поднимаюсь по лестнице.
— Какого хрена тебе нужно, говори уже прямо, — срывается Дима, как только я оказываюсь наверху.
Муж думает, что я не слышу их разговора. Но ответ Емельяненко все же достигает моих ушей.
— Прямо так прямо, — тон становится жестче. — Или Машу собираешь сейчас и родной маме отдаешь, или снимаешься с выборов и увольняешься из совета. Все просто. Выбирай.
Дмитрий