За обедом говорили по большей части девушки — о мальчике-пастушке Томмазо, о его матери, о том, какой у них хорошенький дом и сад. Брат Пьетро предпочитал отмалчиваться: ему по-прежнему все это очень не нравилось. Лука, напротив, старался вести себя как ни в чем не бывало и отпускал всякие пустяковые замечания, но по-настоящему за беседой не следил, то и дело ловя себя на мысли о темно-золотых влажных волосах Изольды и теплом блеске ее влажной кожи.
— Простите меня, — сказал он вдруг. — Какой-то я сегодня невероятно рассеянный.
— Что-нибудь случилось? — тут же спросила Изольда, а брат Пьетро так и вперился в Луку долгим немигающим взглядом.
— Нет, ничего особенного, просто мне сон странный привиделся, только и всего. И теперь мысли не знают покоя, в них все еще мелькают какие-то обрывки невнятных образов и картин — знаете, как это порой бывает? Когда никак не можешь перестать думать о том, что тебе приснилось.
— А что это был за сон? — спросила Ишрак.
Лука мгновенно побагровел от смущения и пробормотал:
— Да я его уж и помню с трудом. Так, отдельные образы…
— Какие образы?
— Ну, это, пожалуй, и объяснить толком невозможно, — запинаясь, промямлил Лука. И быстро взглянул на Изольду. — Я вам обеим, наверное, полным дураком кажусь, да?
Изольда молча улыбнулась и покачала головой.
— Засахаренные сливы! — торжественно объявил Фрейзе, внезапно появляясь в дверях, и подал на стол сласти. — Уж сколько суеты было вокруг них на кухне! И чуть ли не все деревенские дети ждут у задних дверей — не достанется ли немножко и им тоже.
— Боюсь, мы причиняем нашей хозяйке слишком много хлопот! — вздохнула Изольда.
— Между прочим, знатные синьоры во время путешествия обычно останавливаются в городах, а не в деревнях, — заметил брат Пьетро. — И вам следовало бы поскорее присоединиться к достаточно большой группе путешественников, среди которых имеются также и женщины.
— Как только мы с такой группой повстречаемся, то сразу же к ней присоединимся, — пообещала ему Изольда. — Я понимаю, мы злоупотребляем вашей добротой и терпением, странствуя вместе с вами.
— А денежный вопрос вы как намерены решить? — неласковым тоном в упор спросил у нее брат Пьетро.
— Ну, если честно, у меня имеются кое-какие драгоценности, которые вполне можно продать, — сказала Изольда.
— И лошади у них тоже есть, — высказался стоявший у двери Фрейзе. — Четыре хорошие лошадки, которых тоже можно продать в случае нужды.
— Но, по-моему, эти лошади принадлежат вовсе не им, — возразил брат Пьетро.
— Извини, брат Пьетро, но я совершенно уверен, что
Девушки рассмеялись.
— Как это мило с твоей стороны, Фрейзе, — сказала Изольда. — Но, может быть, нам стоило бы разделить этих лошадей с вами?
— Брат Пьетро не может пользоваться украденным, — возразил Фрейзе. — Как не может и плату брать за показ оборотня — все это противоречит его чистой совести.
— Ох, умолкни, ради бога! — нетерпеливо воскликнул Пьетро, и Лука удивленно на него посмотрел, точно впервые прислушавшись к общему разговору.
— Ладно, Фрейзе, — довольно спокойным тоном сказал Лука, — ты можешь оставить себе деньги, которые взял за показ оборотня, но больше с людей денег не бери. Это может вызвать в деревне недобрые чувства по отношению к нам, а нам для проведения расследования очень нужны помощь и добрая воля каждого. А лошадей наши дамы, разумеется, могут взять себе.
— В таком случае мы с Ишрак отлично обеспечены, — сказала Изольда, улыбнувшись брату Пьетро и ласково глядя на Фрейзе. — И я вас всех от души за это благодарю.
— И я тебя благодарю, Фрейзе, — тихо прибавила Ишрак. — Тем более я сама видела, что эти лошади пришли на
Фрейзе ничего ей не ответил, лишь потер плечо, словно испытывая жестокую боль, и с оскорбленным видом отвернулся.
Спать легли рано. В гостинице имелся весьма небольшой запас свечей, и девушки взяли с собой только одну, чтобы осветить путь к себе в комнату. Когда они притушили огонь в камине и задули свечу, Ишрак настежь растворила ставни и выглянула в окно.
Медвежья яма находилась как раз под ними, и в теплом свете почти полной желтоватой луны был хорошо виден силуэт Фрейзе, сидевшего на ограде. Спустив ноги внутрь ямы и держа в руках дареные ребрышки, оставшиеся от обеда, он шепотом подзывал оборотня.
— Иди-ка сюда, — услышала Ишрак, — сам знаешь, какие они вкусные, эти бараньи ребрышки. Даже лучше, пожалуй, хлеба с вареньем. Я их специально для тебя припас. Смотри, какие замечательные — с жирком, поджаристые, еще теплые. Ну же, иди сюда скорей.