Подкидыш

Лука думал, что будет без конца ворочаться, не находя себе места от беспокойства и болей в шее и в плече, но стоило ему скинуть сапоги и коснуться головой подушки, как он провалился в глубокий сон. И почти сразу же к нему пришли странные сны.

Ему снилось, что он снова гонится за аббатисой, и она легко его обгоняет, и земля у него под ногами совсем другая — не булыжная мостовая монастырского двора, а листвяная подстилка в осеннем лесу. Сухие листья шуршали под ногами, и вокруг действительно была осень, но вдруг, оглядевшись, он увидел, что это листья из золота и бежит он среди золотых деревьев. Аббатиса тем временем умчалась далеко вперед, петляя меж деревьев и ловко подныривая под мощные золоченые ветви, и он, собравшись с силами, прибавил скорости и прыжками понесся следом за нею, точно горный лев за убегающей козочкой, и ему удалось ее поймать, крепко обхватить за талию и повалить на землю. Но, падая, она так повернулась у него в руках, что он увидел ее прекрасное лицо, и она так ему улыбалась, словно сгорала от страсти, словно только и ждала того момента, когда он наконец ее обнимет, ляжет подле нее… Ноги Луки плотно прижимались к ее ногам, его молодое крепкое тело льнуло к ее телу, гибкому и стройному; он смотрел ей прямо в глаза, и лица их сблизились, словно для поцелуя, и он почувствовал прикосновение ее густых светлых кудрей и головокружительный аромат розовой воды. Глаза Изольды были темны, так темны, что он удивился, ибо раньше ему казалось, что глаза у нее голубые или ярко-синие, но сейчас, приглядевшись, он заметил, что голубая радужка ее глаз превратилась в тоненький ободок вокруг невероятно расширившегося черного зрачка, и от этого глаза ее казались почти черными. Он вдруг вспомнил выражение «прекрасная дама» и подумал: «Да, она — поистине прекрасная дама!»

«Bella donna», «прекрасная дама» — эти слова, произнесенные на латыни, звучали и звучали у него в ушах, и он вдруг понял, что произносит их голос Ишрак, рабыни-мавританки, и в голосе ее слышится странный чужеземный акцент, и она с невероятной настойчивостью все повторяет: «Bella donna! Лука, послушай! Bella donna!»

Разбудил его скрип осторожно приотворенной двери. Лука резко сел и тут же схватился за голову, ибо виски его пронзила острая боль.

— Не бойся, это всего лишь я, — сказал Фрейзе, наливая из кувшина в кружку подогретое пиво. Все это — и кувшин с пивом, и поднос, нагруженный хлебом, мясом и сыром, — он заботливо притащил в комнату своего «маленького господина».

— Пресвятые отцы! Как хорошо, Фрейзе, что ты меня разбудил! Мне снился совершенно невероятный сон.

— Мне тоже, — сказал Фрейзе. — Всю ночь мне снилось, что я собираю ягоды на живой изгороди, словно цыган какой-то.

— А мне снилась прекрасная женщина и слова bella donna.

И Фрейзе тут же запел:

Ах, белла донна, подари мне любовь… Ах, белла донна, звезды светят нам вновь…

— Что это ты несешь? — удивился Лука, садясь за стол и позволяя слуге расставить перед ним еду.

— Это же просто песня, причем очень даже известная. Разве ты никогда ее в монастыре не слышал?

— Мы же пели только в церкви и только гимны и псалмы, — напомнил ему Лука. — А вовсе не любовные песни на кухне!

— Ну, так или иначе, прошлым летом эту песенку все вокруг напевали: «Bella donna», «Прекрасная дама».

Лука отрезал себе ломоть мяса, откусил приличный кусок, задумчиво его прожевал, сделал три больших глотка пива и с каким-то странным выражением сказал:

— А ведь есть и другое значение слов bella donna, а не только «прекрасная дама». Так еще называется одно неприметное растение, что встречается возле зеленых изгородей.

Фрейзе хлопнул себя по лбу.

— Так ведь это самое растение мне только что и снилось! Мне снилось, что я хожу возле зеленой изгороди и ищу там какие-то черные ягоды; но хотя мне вроде бы нужны были ягоды ежевики, или терна, или хотя бы бузины, я сумел отыскать там только смертоносные ягоды черного паслена… его еще белладонной или «сонной одурью» называют.

Лука вскочил, не выпуская из руки ломоть хлеба.

— Белладонна очень ядовита, — сказал он. — Помнишь, аббатиса говорила, будто им показалось, что ту монахиню отравили. Она еще объясняла, что они вскрыли ей живот, желая выяснить, чем ее накормили…

— Я же говорю, что эту траву не зря «сонной одурью» называют, — сказал Фрейзе. — Ее в застенках людям дают, чтобы им язык развязать. А иногда с ее помощью в пыточной камере людей с ума сводят — она способна самые дикие сны вызывать и видения всякие. А еще она способна… — Фрейзе не договорил, и Лука закончил за него:

— Целый монастырь с ума свести. С ее помощью можно у любой здешней монахини странные видения вызвать, любую из них заставить ходить во сне… видеть или воображать себе самые невероятные вещи… А если белладонны дать слишком много… она человека попросту убьет.