Подкидыш

— Смерть и за всеми нами скоро придет!

И обе, перекрестившись, вновь забормотали молитвы. Фрейзе, чувствуя, что и его бьет дрожь, опустил голову и тоже стал молиться по усопшей. Потом осторожно встал и, скрипя зубами из-за мучительной боли в висках и сильного головокружения, тихонько обошел монахинь и приблизился к той кровати, на которой по-прежнему похрапывал Лука.

— Проснись, маленький господин.

— Лучше б все-таки ты меня так не называл, — сонным голосом пробормотал Лука.

— Проснись! Да проснись же! Тут у нас монахиня умерла.

Лука тут же проснулся, резко сел и, схватившись за голову, покачнулся.

— На нее что, напали?

Фрейзе пояснил, кивнув в сторону молящихся монахинь:

— Нет, говорят, она во сне умерла.

— А ты ничего особенного на ней не заметил?

Фрейзе покачал головой.

— Нет вроде. На голове у нее никакой раны не видно, а больше там ничего и не разглядеть.

— А что еще эти монахини тебе рассказали? — Лука ободряюще ему кивнул, давая понять, что женщины полностью поглощены чтением молитв, и с удивлением заметил, что, услышав его вопрос, Фрейзе вздрогнул так, словно на него дохнуло ледяным ветром.

— Да глупости всякие болтают. — Фрейзе даже думать не хотелось о том, что предрекала одна из монахинь — о скором приходе Смерти и за ними всеми.

В эту минуту дверь отворилась, и вошла сестра Урсула в сопровождении четырех сестер-мирянок в коричневых рабочих робах. Монахини, молившиеся у тела покойной, встали и отступили в сторону, а мирянки бережно подняли безжизненное тело, уложили его на грубовато сколоченные носилки и пошли с ним в соседнюю комнату, за украшенный каменной аркой дверной проем.

— Они ее там облачат и подготовят к завтрашним похоронам, — сказала сестра Урсула в ответ на вопрошающий взгляд Луки. Она была очень бледна от усталости и волнения. Монахини, погасив свечи и забрав их с собой, вышли, чтобы впоследствии продолжать бодрствование у тела покойной, но уже во внешнем, более холодном помещении. В дверной проем было видно, как по каменным стенам мечутся их огромные тени, похожие на черных чудовищ, — вскоре там снова установили свечи и, преклонив колена, принялись молиться. Потом кто-то закрыл дверь. Лука тихо спросил у сестры Урсулы:

— Что же все-таки с ней, бедняжкой, случилось?

— Она умерла во сне, — ответила та. — Одному лишь Господу ведомо, что у нас здесь творится! Она должна была служить полунощницу, но когда после полуночи ее пошли будить, она оказалась уже мертва. Она была холодна как лед, а глаза у нее так и остались открытыми. Кто знает, что она видела перед смертью? Какое мучительное видение ее посетило? — Она быстро перекрестилась, коснувшись небольшого золотого креста на золотой цепочке, висевшего у нее на поясе.

Затем, подойдя к Луке поближе, она заглянула ему в глаза и спросила:

— А ты как себя чувствуешь? Голова не кружится? Слабости нет?

— Ничего, выживу, — кисло усмехнулся он.

— А вот у меня очень сильная слабость, — с тайной надеждой пожаловался Фрейзе.

— Я сейчас дам тебе немного некрепкого пива, — сказала сестра Урсула и, налив в чашку напиток из большого кувшина, подала ему. — Вы успели разглядеть вашего ассасина?

— Ассасина? — удивленно переспросил Фрейзе, ибо это слово было ему незнакомо. Обычно его использовали, чтобы сказать про наемного арабского убийцу.

— Ну да, вашего убийцу, кто бы это ни был, — пояснила монахиня. — И кстати, объясните мне: что это вы делали в нашей кладовой?

— Я там кое-что искал, — уклончиво ответил Лука. — Не проводишь ли ты меня туда прямо сейчас?

— Нет, нам следует дождаться восхода солнца, — ответила она.

— У тебя есть ключи от кладовой?

— Я, право, не знаю…

— Если нет, то Фрейзе откроет нам дверь своим ключом.

Взгляд, которым сестра Урсула одарила Фрейзе, был очень холоден.

— У тебя есть ключ от моей кладовой? — спросила она.

Фрейзе кивнул, изобразив на лице глубочайшее раскаяние, и попытался оправдаться:

— Это чтобы иметь возможность, никого не тревожа, брать там самое необходимое. Чтобы лишний раз никому не надоедать…

Она, не дослушав, отвернулась от него и сказала Луке:

— Я вовсе не уверена, что ты достаточно хорошо себя чувствуешь, чтобы прямо сейчас идти туда.

— Да нет, я уже вполне пришел в себя, — возразил он. — Нам обязательно надо туда сходить.

— Но лестница сломана…

— А мы захватим с собой стремянку.

Она понимала, что Лука не отступится, и призналась:

— Если честно, я боюсь. Я просто боюсь идти туда.

— Я тебя понимаю, — кивнул Лука, криво усмехаясь. — Еще бы! Конечно, ты боишься. Нынешней ночью произошло столько страшных событий. Но ты должна быть храброй, сестра моя. И потом, мы же будем с тобой, мы больше не позволим, чтобы нас там подстерегли и поймали в ловушку, как последних дураков. Ну же, соберись с духом, и пошли!

— Неужели нельзя пойти туда, когда взойдет солнце и будет совсем светло?

— Нет, — ласково возразил Лука, — нужно непременно все проверить именно сейчас.

Она прикусила губу, помолчала, потом сказала:

— Ну, хорошо. Идемте.