Подкидыш

Некоторое время она молчала. Потом подняла голову, и Лука заметил, что она внимательно смотрит на него из глубин своего капюшона, словно пытаясь понять, можно ли ему довериться.

— Разумеется, меня искушал грех непослушания, — ровным тоном промолвила она. — Я не находила объяснения тому, почему мой отец так со мной обошелся. Он ведь никогда даже разговоров со мной не вел о монастыре, ни словом ни разу не обмолвился, что хотел бы, чтобы я свою жизнь посвятила служению Богу. Напротив, он постоянно рассказывал мне, как прекрасен широкий мир. Он хотел, чтобы я стала по-настоящему светской женщиной, исполненной достоинства и сознающей собственную власть. Он требовал, чтобы я непременно училась управлять теми земельными владениями, которые впоследствии должны были стать моими, и всемерно поддерживала церковь, особенно если она подвергнется нападению врагов здесь или в Святой земле. Но когда мой отец лежал на смертном одре, меня к нему не допустили. С ним рядом был только мой брат, он и выслушал его последнюю волю, а потом показал мне составленное отцом завещание, из которого явственно следовало, что последним желанием отца было отправить меня в монастырь. Я очень любила отца. Я и теперь его люблю. И, разумеется, подчинилась ему после его смерти так же, как подчинялась ему при жизни. — Голос юной аббатисы чуть дрогнул, когда она вспомнила об отце. — Я всегда была ему хорошей дочерью — и тогда, и сейчас.

— Говорят, госпожа моя, ты привела с собой в монастырь свою рабыню-мавританку по имени Ишрак? Говорят, она не является ни послушницей-мирянкой, ни сестрой-монахиней, принесшей обеты?

— Ишрак — не рабыня, а свободная женщина. Она может поступать так, как ей нравится.

— В таком случае что же она здесь делает?

— Все, что захочет.

Лука был уверен, что успел заметить на затененном лице аббатисы проблеск того же презрения, какое только что столь ярко сверкало в глазах ее рабыни.

— Госпожа моя, — строгим тоном сказал он, — настоятельнице монастыря не полагается иметь при себе никаких мирских подружек. Здесь могут находиться только твои сестры по ордену.

Однако он уже почувствовал, что в ней проснулась прежняя уверенность в себе — так гордо она вскинула голову.

— Я так не считаю, — заявила она. — И вряд ли ты имеешь право указывать мне, как я должна поступать. Сомневаюсь, что я послушалась бы тебя, даже если б ты сказал, что такое право у тебя есть. Насколько мне известно, нет такого закона, согласно которому женщина, даже неверующая, не могла бы войти в монастырь и служить там вместе с монахинями. Как не существует и традиции, согласно которой она могла бы быть изгнана из монастыря. Мы принадлежим к ордену святого Августина, и я, будучи аббатисой этого монастыря, имею право управлять им так, как считаю нужным. И никто мне в этом отношении не указ. Если уж я занимаю столь высокий пост, значит, мне здесь все вопросы и решать. Раз меня заставили вершить здесь верховную власть, можете быть уверены: я буду править твердой рукой. — Слова эти звучали весьма дерзко, хоть и были сказаны спокойным тоном.

— Говорят, эта Ишрак ни на минуту не оставляет тебя с тех пор, как вы с ней прибыли в аббатство. Это правда? — спросил Лука.

— Да, это правда.

— И она никогда аббатство не покидает? Даже за ворота не выходит?

— Никогда. Как и я.

— Она пребывает подле тебя и ночью, и днем?

— Да.

— Говорят, она даже спит в твоей постели? — напрямик спросил Лука.

— Кто говорит? — не теряя спокойствия, поинтересовалась аббатиса.

Лука смутился и заглянул в свои заметки; брат Пьетро тоже зашуршал бумагами.

Аббатиса презрительно пожала плечами, словно ей было противно, что они в своем расследовании пользуются грязными слухами, и повелительным тоном сказала:

— Я полагаю, вам придется опросить всех монахинь и выяснить, что именно они себе вообразили и что именно им кажется. Вам придется выслушать немало самой нелепой болтовни и покажется, будто вы угодили в стаю взбудораженных клуш. На вас обрушатся самые дикие домыслы, ибо здесь немало особ, до смерти перепуганных и склонных к самым изобретательным измышлениям. Вы попросите этих глупых девиц ответить на ваши вопросы, а они станут рассказывать вам всякие сказки.

— И все же где спит Ишрак? — повторил свой вопрос Лука, чувствуя себя при этом полным идиотом.

— С тех пор как в аббатстве начались беспорядки, Ишрак решила спать в одной постели со мной, как мы это делали с раннего детства. Ей кажется, что только так она может меня защитить.

— От чего защитить?

Аббатиса тяжко вздохнула, словно ей безмерно надоело его праздное любопытство.

— Господи, да откуда мне знать! Я не знаю, отчего ей все время кажется, будто мне что-то угрожает. Я понятия не имею, чего мне следует здесь бояться. На самом деле никто, по-моему, не понимает, что у нас тут творится. Но разве вы не для того сюда присланы, чтобы наконец это выяснить?

— Похоже, все беды начались в аббатстве с тех пор, как сюда прибыли вы обе.

Аббатиса, склонив голову, немного помолчала, потом призналась: