–А может, она ничего и не знает? – предположил Фрейзе. – Может, все это делается у нее за спиной? Хотя внезапно возникшее среди монахинь безумие – отличный способ всех держать от монастыря подальше. Но если предположить, что аббатисе ничего не известно о том,
Лука кивнул.
–Но ты пока брату Пьетро ничего не говори, – предупредил он.
–Вот еще, стану я этому шпиону докладывать! – весело заверил его Фрейзе.
–Сегодня ночью мы попробуем потихоньку пробраться в их кладовые и выяснить, нет ли там каких-нибудь свидетельств преступного промысла. Может, нам сушащиеся очески там найти удастся или даже какое-то количество золота.
–А что, и проберемся. Можно особенно не стараться: у меня и ключ от кладовых имеется.
–Где ж ты его раздобыл?
Но Фрейзе лишь хитро усмехнулся:
–А откуда, как по-твоему, у нас к обеду было такое великолепное вино?
Лука не стал допытываться, только головой покачал, глядя на своего слугу, и тихо сказал:
–Ладно, встретимся ночью, в два часа.
И они поехали дальше, а следом за ними бесшумно двинулась Ишрак; шаги ее полностью заглушал шелест листвы на ветру.
Изольда лежала в постели и, точно пленница, была привязана к четырем столбикам балдахина за ноги и за руки. Ишрак заботливо укрыла ее одеялом, аккуратно его разгладила и со всех сторон подоткнула.
–До чего же я ненавижу, когда приходится тебя вот так привязывать! – с отвращением сказала она. – Это становится просто невыносимым, Изольда! Ради бога, давай наконец покинем это место. Ты только скажи, что нужно, и я все сделаю. Не могу же я каждый вечер привязывать тебя к кровати, точно какую-то безумицу.
–Я понимаю, как тебе это неприятно, – ответила Изольда, – но рисковать не могу: вдруг я снова начну ходить во сне? Мне этого не вынести. Я не допущу, чтобы и меня охватило безумие. Я не желаю бродить по ночам, точно лунатик, и не хочу снова кричать во сне, потому что мне привиделось нечто ужасное. Но учти, Ишрак: если я сойду с ума, если я
Ишрак склонилась к подруге и прижалась своей смуглой щекой к ее бледной щеке.
–Этого я никогда сделать не смогу. Нет, не смогу. Но мы станем бороться, и мы обязательно их победим!
–А как быть с этим следователем?
–Он беседует со всеми сестрами по очереди и уже успел довольно много узнать. Даже чересчур много. Его отчет попросту уничтожит аббатство, а вместе с аббатством и твое доброе имя. Все, о чем ему рассказывают монахини, ставится в вину нам с тобой; они постоянно упоминают твое имя и отождествляют начало здешних бед с моментом нашего появления в монастыре. Нам нужно как-то перехватить инициативу. Нам нужно остановить его.
–Остановить? – переспросила Изольда, испуганно глядя на решительное лицо Ишрак.
Та с мрачным видом кивнула.
–Да. Непременно остановить – тем или иным способом. Любым. Мы должны пойти на все, но только прекратить это расследование.
Взошла луна, точнее, пол-луны, да и небо скрывала пелена легких облачков, так что света было маловато, когда Лука осторожно пересекал вымощенный булыжником двор монастыря. Впереди из густой тени выступил знакомый силуэт Фрейзе с ключом наготове, заранее смазанным маслом, чтобы не производить ни малейшего шума. Ключ бесшумно повернулся в замке, и дверь с легким скрипом отворилась. Лука и Фрейзе замерли на месте, услышав этот скрип, но все узкие окна, выходившие во двор, остались темны, и лишь в окне госпожи аббатисы по-прежнему горела свеча. Впрочем, если не считать мерцающего огонька этой свечи, никаких иных признаков того, что аббатиса бодрствует, не было.
Выждав немного, молодые люди проскользнули в кладовую и осторожно прикрыли за собой дверь. Фрейзе высек кремнем искру и, раздув пламя, зажег тонкую свечу, которую вытащил из кармана; они огляделись.
–Вино вон там, – указал Фрейзе на солидную решетку. – Ключ прячут высоко на стенном выступе, где его любой дурак найти может; можно сказать, это почти что приглашение. Между прочим, они тут собственное вино делают. И пиво тоже здесь варят, оно вон там. А продукты в этом углу. – Он указал на мешки с пшеницей, рожью и рисом. Под потолком висели копченые окорока, завернутые в льняную ткань, а вдоль холодной внешней стены тянулись полки, заваленные круглыми сырами.