Подкидыш

Готовились к этому празднику весьма основательно, начиная еще с Великого поста, когда лучшие актеры Йорка начинали искать среди горожан самых разных профессий людей, наиболее способных к лицедейству и декламации. Костюмы и реквизит, весь год хранившиеся на специальном складе на Тофт Грин, просматривали, чинили или заменяли, декорации подкрашивали и золотили, заново переписывали роли и религиозные гимны, если тексты на старых листах было трудно прочесть. За всем этим наблюдала гильдия Тела Христова, и со всех богатых людей города собирались специальные пожертвования, а также взимались штрафы со всех ремесленников, гильдии которых почему-либо не выставляли на праздник своей повозки. Если учесть богатые костюмы, золотую краску, плату актерам, закуски, вино и все такое прочее, то станет ясно, что процессия из пятидесяти повозок была отнюдь не дешевым удовольствием.

Сценки распределяли между гильдиями, сообразуясь, по возможности, с определенной логикой. Корабелы и моряки представляли Ноев ковчег, на котором всегда было очень весело из-за «животных» с огромными, искусно сделанными деревянными головами, обшитыми мехом или тканью; протащить этот шумный «ковчег» через городские арки было весьма нелегким делом. Рыботорговцы представляли морс Галилейское и Христа, идущего по воде, аки посуху, навстречу рыбакам. Виноторговцы, членом гильдии которых до сих пор был отец Люка Каннинга, разыгрывали сценку про чудо Ханаанское – превращение воды в вино; народ обычно рвался принять участие в этом действе, но из-за присутствия на сцене самого непьющего Господа Бога спектакль, пока длился день, становился все более и более торжественным, пока свадьба не начинала смахивать на похороны. Золотых дел мастера – самая богатая гильдия – всегда представляли явление трех царей с востока и одевали этих царей столь великолепно и роскошно, что «волхвы» в промежутках между сценками ехали обычно на специальных верховых лошадях рядом со своей повозкой, и народ приветствовал их почти как настоящих королей.

Оружейники разыграли очень популярную сценку с дьяволом, появляющимся из потайного люка в полу фургона, чтобы искушать Христа в пустыне; вокруг нечистого шипели и взрывались шутихи, что приводило публику в полный восторг. Мясоторговцы показывали одну из свиней гадаринских – сценку, которая всегда заканчивалась множеством царапин и синяков, потому что «свинья», не заботясь о своей жизни, а также целости и сохранности рук и ног, позволяла стаскивать себя с повозки на ходу. Портные представляли чудесное одеяние Иосифа, и одеяние это было само по себе столь великолепным, что слепило глаза, и столь тяжелым, что Иосиф с трудом мог стоять в нем прямо. Но, какие бы сценки ни разыгрывались, добро в них было добром, а зло – злом. Ирод и Иуда были до того грешными и отвратительными, что зрители иной раз пытались забраться в фургон, чтобы расправиться с ними; Господь и Авраам, наоборот, были столь красивы, благородны и величественны, что у публики наворачивались на глаза слезы.

Мануфактурщики в этом году решили представить сценку с менялами и, как и все другие гильдии, начали репетиции еще с Великого поста – актерам, подзабывшим свои роли, надо было освежить их в памяти, хотя был и специально нанятый человек, который сидел за занавесом и суфлировал. Первой остановкой на пути процессии был дом некоего мистера Викхэма, откуда за представлением наблюдали герцог и герцогиня Глостерские и их ближайшие друзья, подкрепляясь, как гости мэра, поданными на подносе изысканными яствами и прекрасными винами, которых им должно было хватить до самого заката солнца. Здесь актеры обычно играли самым искренним и правдивым образом, сценка, представленная мануфактурщиками, была исполнена с таким подъемом, что один из менял вылетел из фургона прямо на мостовую и лежал там, как мертвый, добрых пять минут, пока его не отпоили крепким элем.

Следующей заказной остановкой был дом Дженкина, расположенный так близко от дома Викхэма, что дети, выбежав на угол, могли успеть посмотреть оба представления, что они и сделали, когда их любимцы тронулись в путь. На улицах толпилось великое множество народа, но это был такой добрый праздник, что никто не беспокоился о снующих по городу детях. Пока один фургон сменял другой, Морлэнды и Баттсы разговаривали, пели песни, смеялись – в общем, веселились от души, не забывая при этом и закусить. Дженкин выставил на стол две дюжины ломтей прекрасного белого хлеба, пять жирных каплунов, пять не менее жирных щук, бочонок вина, корзины яблок и апельсинов, ящичек с конфетами, засахаренными фруктами и изюмом.