Подкидыш

— Я не хоронить. Я сам в этой бригаде когда-то работал.

— Штат полный! Не возьму! — упредил бригадир.

— Сам не хочу! Скажи, кто из прежних у тебя остался? — злился Николай.

От бывшей бригады — лишь один Евгений. Но он, а это Калягин хорошо помнил, не поддержал бригаду, не давал показания на суде и со следователем не общался. Он был моложе всех.

— Евгений! — позвал его бригадир. И пожилой человек, кряхтя, держась за спину, вылез из начатой могилы. Оглядел Николая, не узнал. Но пошел навстречу.

— Женька! — протянул ему руку Калягин.

— Николка! Ты?..

…Они вместе, как когда-то, выкопали могилу и отошли поговорить.

— Кроме меня, сам видишь, никого не осталось. Все новые, молодые. Я самый старый у них. Прежние? Да что там? Бригада уж сколько раз обновлялась. Не держатся люди. Вот этим составом полгода вместе работаем.

— А где те? — перебил Николай.

— Э-э, да что теперь вспоминать? Борис схоронил мать. Говорили, после того, как тебя забрали, они ругались часто! Мать пилила его. А потом приболела и не перенесла пневмонии. Померла. Где-то через полгода Валентина сбила машина. Он тут и кончился. Прямо на месте. А Федор, если помнишь, художником был, в петлю влез. Никто не знает от чего? Ни на кого не жаловался. Записки при нем не нашли никакой. Не пил. Один жил, как сыч. С чего удавился, для всех загадкой осталось. Дмитрий на другую работу ушел. Сторожевать взялся. Здесь уже сил не хватало. А и там не повезло. Воры убили. Прирезали средь ночи. И с другими не легше. Только прежний сторож, ты его помнишь? Лукича? Так вот этому повезло! Бабу себе нашел. И уехал к ней в деревню — насовсем. Поныне живой. Радуется, что вовремя погост оставил. Только двое нас… Ну, и Борис! Если живой, где-то бедует.

— Мародеров при Борисе поймали?

— Нет. Он уже уехал к тому времени.

— Никому не пишет? — спросил Николай.

— А кто мы ему? Да и он… Расстались без

жалости. Всяк свою судьбу ищет.

Николай понял, что судьба никого не обошла своим вниманием. Ведь именно Евгений и Лукич, только эти двое, не поверили никому. И в процессе не позорили его — Калягина. Вот и живы…

— Николай! Тебе хоть есть на что жить? —

спохватился Евгений.

— Не сдохну. В зоне выжил, в дурдоме не откинулся. А уж на воле — устою. Не беспокойся…

— Позвонить Павлу или нет? — И все же, набрав знакомый номер, услышал голос Арпик, спросил хрипло:

— Не узнаешь? Говорят, даже имя мое забыла!

— Ну нет, Николай! Меня, как всегда, оболгали! А ты где? Откуда звонишь? Из города? Неподалеку от меня? Чего ж не зайдешь? Нет, не обременишь. Уже закрылся занавес, и я на пенсии. Второй год. Времени у меня много. Так что могу уделить внимание тебе. Кстати, и о Павле расскажу. Он вчера улетел во Владивосток. Там его судно на ремонте стоит.

— Странная ты баба! То гонишь, стыдясь меня! То зовешь! Где ты истинная, а где в маске? — усмехнулся Николай.

— Теперь мне, пенсионерке, все равно, кем ты работаешь!

— А если нигде? Не будешь звать?

— Безработные сегодня не новость!

— Я не просто безработный! Я из дурдома две недели назад вышел. Десять лет там отбарабанил! — скорчил трубке идиотскую рожу. И представил, как Арпик испугается, бросит трубку. Но вместо этого услышал:

— Для меня это не новость. Я знаю обо всем. Твоя сестра Ольга звонила Павлику и рассказала все. Как видишь, мы в курсе твоих дел. Ты уже ничем не удивишь и не испугаешь.

— Вот так?! Ну, а на мой визит сколько времени отведешь?

— Не дури и не паясничай! Если хочешь, приходи, поговорим!

— А если и впрямь приду?

— Ставлю кофе варить. Понял? Жду!

Николай не сразу решился позвонить в двери.

Потоптался у порога. Послушал. Не доносятся ли посторонние голоса из квартиры? Но за дверью было тихо. И он нажал кнопку звонка.

— Входи! Открыто! — услышал из комнаты. Вошел. И глазам не поверил… Низкорослая, седая, изможденная старушка, включив свет, смотрела на него.

— Арпик! От тебя одни глаза остались! — сдавило сердце болью.

— О чем ты, Николай! Иль забыл, сколько мне лет и сколько пережито? Жизнь с тобою была не медовой. Вот и состарилась прежде времени. А и ты! Глянь на себя! Одни морщины и седины… Будто из могилы в самоволку убежал! Смотреть больно!

— Ладно меня по костям разбирать. Тебе дай волю, всех изговняешь!

— Грубияном ты был, таким и остался! Да ладно! Проходи! — провела в комнату, пропахшую нафталином. — …Павлик теперь работает старпомом. На большом судне. Торговое оно. Хочет перебраться с семьей во Владивосток. Там он скоро получит квартиру. В самом центре. Считает, что так лучше и удобнее. Оно и верно. Туда они заходят под разгрузку и погрузку. Где два дня, а порой — неделю стоят. С семьей эти дни побудет. Всякий раз не налетаешься в Красноярск. Дорого. Да и времени в обрез. Сам знаешь, сколько уходит сил на дорогу…

— Что случилось с ним в рейсе?

— Не с ним! Судно обледенело. Обычная ситуация в море. Такое уже не раз…

— И ты спокойно соглашаешься, чтобы он переехал во Владивосток?

— А что смогу? Что изменится, если он оставит семью здесь?

— Разве не может работать на берегу, где меньше риска?

— Он и слушать не станет…

— А ты пыталась говорить с ним?

— Нет. Знаю, бесполезно!