Подкидыш

— А когда сватья к нам пожалует? Иль ей деревенский дух не по нраву? Пошто не схотела повидаться с нами? — тихо вошла Варвара и глянула на Ивана Степановича вопросительно.

— Знаете, Варя, моя жена считает, что незваный гость хуже татарина. Ее не приглашали. Потому не решилась. Теперь, когда передам ей, конечно, приедет. Ей тоже хочется познакомиться с вами. Со всеми. Ведь нас было всего трое. Теперь вон сколько родни появилось! Она всегда завидовала большим семьям. А тут… Не знала, как отнесетесь к ее приезду. Когда скажу, что внук ожидается, она очень обрадуется. Много лет этого ждали! Теперь уж доживем..;

— Ты поживи у нас! Не спеши уезжать. Сам попривыкни ко всем, приглядись. Матери я позвоню из Дубровинки, чтоб не беспокоилась! — предложил Сашка.

— Знаешь, сынок, чем скорее вернусь, тем быстрее она к вам приедет. Я знаю, как Валюшке это нужно. Пусть успокоится. Ей легче будет, когда все увидит сама. Она ничего тебе не говорила, по мне хорошо известно, как тяжело она перенесла твою первую неудачу с семьей.

— Это уже прошло. Забыть пора! Все ошибаются. И я не стал исключеньем.

— Все ее не касаются! Ты у нас один. Вот родит Стеша твоего сына, тогда поймешь меня и мать…

— Ты не спорься с ним. Он правду молвил, — осекла Варвара зятя, поняв Ивана Степановича.

Утром он уехал, пообещав до Нового года обязательно появиться здесь хотя бы на несколько дней.

Стешка со страхом и любопытством ждала приезда свекрови. Конечно, ничего хорошего не ожидала от ее визита. Засели в памяти рассказы Сережки о ней. Да и Александр нервничал. С тревогой просыпался каждое утро. И успокаивался лишь к ночи. Он знал, мать не рискует идти по потемкам деревенской дорогой. Он даже кисть оставил, чтобы не пропустить приезд матери, контролируя каждое ее слово, всякий шаг. Он не доверял ей и переживал, чем обернется это посещение для него? Не нарушится ли эта недавняя хрупкая гармония, не оборвется ли в один миг то, чем он дорожит?

Он знал, как резка и несдержанна мать в своих оценках. Как может больно обидеть словом, ударить по самолюбию и унизить…

Даже Сережка в ожидании Валентины Ивановны весь съежился. Веселость как рукой сняло. Мальчонка сник, стал угрюмым, неразговорчивым. И заранее сказал Стешке:

— Мам! Если она начнет выступать, я ее прогоню! Хорошо? Ты не переживай…

И только Варвара казалась спокойной. Она одна не смотрела на дорогу, никого, казалось, не ждала. О Валентине Ивановне не заговаривала. Спокойно управлялась по дому. И, видя тревогу каждого, усмехалась.

«Чего страдаете? Прищемили хвост бабе! Уж не рыпнется. Деваться некуда. Не мы у ней живем. Не держит она верх над нами. Вот тогда понятны были ваши страхи. Теперь она у сына в руках. Он ей не даст разгуляться», — думала женщина, представляя себе, как встретит свою новую городскую родственницу. Она заранее обдумывала, о чем станет с нею говорить. «Библиотечный институт закончила. Знамо дело — много книжек прочла. А что ей еще было делать. Только страницы листать. Во, работа! Мозолей нигде не набьешь. Разве только на заднице от сидячки. Мне не до книжек было. Ни одной за свою жизнь не прочитала. Да и кто в деревне книги имеет? Только учительница. Остальных и не заставишь их купить. Газету просмотреть нет времени. Не то самой, Стешка никогда не держала их в руках. Может, только когда на фельдшерицу училась. Да и кому теперь до книг? Только бездельницам, как сватья! У ней все готовое! Ну об чем с ней говорить стану? Может, о еде? Про засолы? А что она в них соображает? Готовое, магазинное жрет. Поди, корову никогда в глаза не видела. Разве только на картинке! Иль как картоха растет? Нет, ума не приложу, об чем с ней судачить…»

Стешка тоже переживала молча.

Но прошла неделя, вторая подходила к концу, а Валентина Ивановна не появлялась.

— А она, наверное, не насмелится прийти. Про ужа помнит. А уж здесь я, что захочу, то и подкину. До обморока доведу. Я все ее слабины изучил. Она боится темноты, грома и свиста, — говорил Сережка Стеше, успокаивая женщину на всякий случай.

— Ты-то сам, чего боишься ее приезда? —

спросила она мальчишку.

Тот рассмеялся:

— Я не боюсь. Тем более — ее. И вообще —

никого.

— Совсем никого? — не поверила Стешка.

— Ага!

— Так не бывает…

— А вот и бывает. Знаешь, как я бояться всего перестал? Хочешь, расскажу правду?

— Поделись… Может, мне пригодится…

— Когда я смылся к бомжам, там познакомился с пацаном. У него на ухе была наколота муха. Самая настоящая, как живая. Казалось, стоит замереть, услышишь, как она жужжит. Черная вся, толстая. И каждому, кто ее видел, согнать хотелось. Но как? Прогнать нельзя, чтоб не ударить по уху. И тут же нарывались на кулаки того пацана. А дрался он классно!

— Зачем же ему муху выкололи? Кто-то поиздевался иль высмеять хотел? — перебила Стешка.