Подготовка смены

— Я рад бы подсказать тебе, но в Коринфе — боюсь, что некого. А у нас ведь как говорят? То, чего не сделают нигде в Ойкумене, сделают в Элладе. А то, чего не сделают в Элладе, сделают в Коринфе. Но то, чего не сделают в Коринфе, не сделают вообще нигде. Я бы сделал, наверное, если бы не наш священный канон. Но если в твоём городе за это не грозят неприятности, и ты их не боишься, то попробуй тогда обратиться к нашим гетерам. Не так давно, в позапрошлом году, несравненная Никарета заказала Афродиту для своей Школы каким-то испанским варварам. Я не видел её, но по описаниям красива до полного неприличия. Гетеры могут позволить себе подобное вольнодумство, им оно простительно. В их Школу тебя, конечно, никто не пустит, но возможно, гетеры могли бы разузнать, где и кто выполнял заказ. Говорят, даже одетые красотки работы этих испанцев расходятся у наших аристократов влёт, поскольку выглядят соблазнительнее наших обнажённых. Если это так и есть, гетеры тоже должны знать. Кто-то, возможно, и подскажет тебе…

Переглядываемся, киваем друг другу понимающе — лучшей похвалы Фарзою и его ученикам трудно даже придумать. Коринф-то, конечно, один хрен остаётся для всего эллинистического мира общепризнанным брендом. Он веками нарабатывался, и хрен его авторитет переломишь за считанные десятилетия. Но нам-то оно и не нужно. Мы разве за брендом гонимся? Пущай себе и дальше Коринф свой бренд сохраняет, насколько хватит его прежнего авторитета. Мы догнали и переплюнули по реальному уровню, и теперь уже само время работает на нас. Мало изделий фарзоевской школы сюда попадает, а попав, на прилавках не залёживаются, так что мало кто их увидеть успевает, но кому нужно быть в курсе, те уже и теперь наслышаны. И это при том, что мы не стремимся Италию и Грецию нашими произведениями искусства завалить. В первую очередь они у нас для наших, кому по карману, а на экспорт — по остаточному принципу — ага, пущай греки пока привыкают бегать за престижным дефицитом, в очередях за ним давиться, да по большому блату его доставать. Как эта нынешняя Никарета, например, двадцать лет назад известная и здесь, и много где ещё под другим именем — Федра Александрийская. Эффектная была, стерва.

— Ты не жалеешь, Гней Марций Максим, что тогда, двадцать лет назад, переспал не со мной, а с этой безвестной тогда девчонкой? — спросила меня уже она сама буквально через полчаса, — Теперь бы хвастался всем своим знакомым, что обладал самой нынешней Никаретой, когда та звалась иначе, зато была помоложе и попривлекательнее.

— Не хочу быть понятым тобой в обидном смысле, но — не жалею, — ответил я ей, — Никарета Очередная — это, конечно, венец карьеры для женщины твоей профессии, и не всякая гетера достигает его. Но Никарет ведь было немало до тебя, и ты тоже в их ряду не последняя, будем надеяться. А Федра Александрийская была единственной, и вот от ночи с ней отказаться было гораздо труднее, если уж начистоту. Но даже об этом я не жалею, и не усматривай в этом обиды, а пойми правильно. Отказавшись от благосклонности самой Федры Александрийской, а не какой-то там Никареты Очередной, я зато заполучил сразу двух превосходнейших гетер коринфской выучки. И не на одну ночь, а насовсем. И не без твоей косвенной помощи, кстати говоря, — мы с ней рассмеялись, вспоминая всю цепочку событий, — В Оссонобе у нас нет обычая менять имена руководительницам школы наших испанских гетер, и Аглея Массилийская так и осталась Аглеей, но резвее это помешало ей обучить и выпустить превосходных учениц? Вот потому-то и не жалею.

— С этим не поспоришь, — кивнула александрийка, — Какова была сама, таких же и учениц набирает и учит. Ваши испанки — это же просто ужас какой-то! Слабые актрисы, музыкантши и танцовщицы, но компенсируют это старанием и внешними данными. И где вы только таких набираете? Слабоват язык, хотя и очень неплох для варварок, и его нужно подтягивать. Но в философии и науках и вообще там, где нужны ум и понимание — нашим рядом с ними ловить нечего, в магии — тем более. Хвала Афродите, что они не эллинки и не получают золотую звезду на пояс наравне с нашими, а возвращаются к вам в Испанию. Я даже представить себе боюсь, что было бы, будь они тоже эллинками и выпускайся, как и наши, с правом занятия нашим ремеслом в городах Эллады. Так это Аглея ещё жалуется в письмах, что не самые лучшие. А почему, кстати?

— Они лучшие из тех, которые оканчивают её школу, но не самые лучшие из тех, кого она набирает в неё для обучения. У неё там учатся не один год, как у вас, а пять лет, и набирает она ещё шмакодявок. Часть наук те же, что и у вас, но другая часть та же, что и в нашей школе для наших детей, и девчонки посещают совместные занятия с нашими. И в ходе учёбы многие передумывают становиться гетерами, а просят Аглею перевести их в нашу школу к нашим детям. И это — лучшие из лучших, так что жалобы Аглеи в немалой степени справедливы. А тебя здесь приводят в ужас лучшие из тех, которые остались в её школе и окончили её.

— Лучшие из худших, значит? Каковы же тогда ещё лучшие?