Подгоряне

Сейчас Никэ должен был "выбить" в недрах "Молдвинпрома" большую люстру все для того же Дома культуры, а заодно "прощупать почву" относительно строительства промышленного холодильника для хранения фруктов и овощей. Судя по мрачному виду, Никэ не очень-то преуспел в исполнении директорских поручений. Брат был явно расстроен.

— Что, опять не повезло тебе у этого Аурела Ивановича?

— Не повезло. Он тоже переносит нас на следующую пятилетку.

Сговорились, наверное, с Шереметом…

— Не вешай головы, братец! Нам возвращают район! — поскорее сообщил я.

— Ну и обрадовал! У нас в совхозе и так не хватает рабочих рук. А теперь и подавно все побегут в Теленешты!..

Совхоз из Чулука был ближе всех к этому городу. Став районным центром, он принесет Никэ и всем другим руководителям совхоза одно несчастье: часть их рабочих непременно захочет попивать чаек с горячими бубликами в городе, а сезонники постараются устроиться там на постоянную работу во вновь возрожденных учреждениях и предприятиях. Об этом и говорили Никэ в объединении "Молдвинпрома". Вот почему огорчение брата было почти безутешным.

И все-таки возвращение Теленештам ранга райцентра было актом справедливым. Сколько себя помнят его жители и те, кто был вблизи от него, Теленешты всегда были либо волостным, либо районным центром, главою всех окружавших его сел и деревень. Лишь гримасы истории могли на какое-то время исказить перспективу, сыграть с городком злую шутку. Такое случилось в эпоху бесконечного экспериментирования, когда в стране начали создаваться отдельно обкомы индустриальные, промышленные и обкомы сельскохозяйственные, а вместо сельских райкомов — парткомы, тоже двух профилей. Теленешты как-то не подходили ни к тому, ни к другому, были как раз ни городом Богданом, ни селом Селифаном. Сотни лет до Советской власти были они волостным центром с благочинными попами и чиновниками, с усатыми стражниками и урядниками, а при румынах — пласой с ее преторами вместо урядников, а совсем недавно — ни то ни се. Захолустное, сонное местечко с допотопными старушками, которые по всем углам продавали стаканами подсолнечные и тыквенные семечки. Война превратила центр городка в развалины. Фашистские оккупанты даже вывезли и распродали камень от порушенных домов и погребов.

Ранг райцентра вызвал Теленешты — к новой жизни, возродил его из пепла.

Строились многоэтажные жилые дома, возводились современные предприятия, кирпичные заводы, комбинат по производству вина и спирта, фабрики для переработки молока. Были построены пекарни и гостиницы. Росли, как грибы после благодатного дождя, кварталы частных домов, которые после ликвидации района спешно продавались владельцами за полцены. Все получалось по известной пословице: если нет озера, не будет и лягушек. Владельцы собственных домов были государственными служащими. Лишившись своих мест в учреждениях, они остались без работы и сейчас же начинали искать ее в других местах, уезжали вместе с семьями в другие города республики. В Теленештах оставались лишь учителя, врачи да несколько инженеров промышленных предприятий, десяток-другой специалистов из мастерских по ремонту телевизоров, радиоприемников; не покинул город какой-нибудь десяток фотографов, парикмахеров, пекарей, рабочих по изготовлению масла и брынзы, закройщиков на пошивочном комбинате. Так жил городок. В одну неделю был ликвидирован жилищный кризис, казавшийся неразрешимым. Прежде очереди на получение квартир были пугающе длинными, думалось, что им не будет конца. Но стоило лишь отнять у Теленешт статус районного центра, как появилось множество свободной жилой площади в государственных домах, а частные отдавались чуть ли не даром.

Отец сказывал, что Никэ рвал на себе волосы. Он купил дом у Негарэ и не знал, что мог бы купить лучший в самом городе, и притом за пустяковую цену.

Его совхоз почти что сливается с Теленештами — так что брат, не меняя места работы, сделался бы городским жителем. Но кто мог знать, что район будет скоро упразднен, а через некоторое время вновь восстановлен?

Домой мы возвратились по асфальтированному шоссе, совершив объезд в сорок без малого километров. По пути руки брата отдыхали, потому что не попадалось ни рытвин, ни бугров, ни выбоин. Теперь Никэ был недоволен и своим железным другом — мотоциклом. Считал, что мог бы приобрести другую, более модную, что ли, марку. "Ирбит" соблазнил его своей мощью, количеством лошадиных сил. Другие бригадиры и агрономы покупали себе мотоциклы с колясками киевского завода. Однако брат, заручившись запиской Шеремета, пришел на базу с правом выбора. Не раздумывая долго, Никэ выбрал самую могучую машину, тяжеленную, с тормозами, как у грузовика, с несокрушимыми рессорами, годными для танка, а не то что для мотоцикла, с мотором, который ревел, как двигатель реактивного самолета. После длительной поездки мускулы на руках водителя болели так, словно их отхлестали здоровенной палкой.

Было уже прохладно. Я расположился поудобнее в люльке мотоцикла, прикрыл грудь прорезиненной накидкой, надежно укрывшись от встречного ветра.