Подгоряне

светили так, что иголку можно найти на полу... А жених и невеста где-то еще

в дороге. Мать увидала, как они идут... жених и невеста... в окружении

волосатых бородачей, одетыx в какие-то драные, старые отрепья, так чуть было

опять не рехнулась... Волосатые эти черти С электрогитарами и

электробарабанами... Их Никэ тоже привез из Кишинева, прямо из ресторана

"Интурист"." Увидала твоя мать эту орду, так чуть было не лишилась чувств

прямо во дворе, у горящей плиты -

И отцу не пришелся по душе свадебный ритуал Никэ. Не понравилась ему и

странная выходка невестиной родни, остановившейся зачем-то на добрый час на

окраине села. Музыка играла так громко, что ее слушала вся Кукоара. До утра

не могли кукоаровцы сомкнуть веки: электромузыка рокотала пуще грома, от нее

дребезжали стекла в окнах, дрожали перепонки в ушах ошалевших слушателей.

Родичи жениха, посаженый с посаженой, шаферы и дружки вышли на окраину села

с полными графинами, с хлебом-солью, но родители и родственники невесты

продолжали стоять на прежнем месте, не трогались навстречу своим сватам:

они, видите ли, придерживались своих обычаев, по которым отец и мать жениха

приходят приглашать их в свой дом. Все это еще больше оттягивало начало

свадебного торжества. Сельские старики начали тихонько позевывать от скуки и

сонливости. Не одолевала дрема лишь ребятишек. Воспользовавшись свадебной

кутерьмой, они совершали свои набеги на чужие сады, так что взрослым

приходилось силком стаскивать паршивцев с деревьев и потрошить их пазухи,

набитые яблоками, - спелые осенние яблоки эти были необыкновенно вкусны.

Так и не дождавшись главного пиршества, деды и бабки удалились,

разбрелись по своим домам. До утра гуляли лишь студенты, приятели Никэ, и

молодые кукоаровцы. Разные яства, завалившие свадебные столы, остались

наполовину не съеденными: пропали материны хлопоты, а также ее стряпня,

почесть без всякого толку. Все как псу под хвост. Если вспомнить, что кучу

денег пришлось отвалить бородатым и волосатым кишиневским гитаристам и

барабанщикам, то станет ясно, что эта свадьба была сущим разором для

родителей Никэ. Подумать только: по двести рубликов на каждую бороду!

Немалую сумму пришлось заплатить и за транспорт, который Никэ нанял, чтобы

привезти и отвести этих музыкальных громовержцев.

- Да, вконец избаловалась молодежь! - сокрушался отец. - И Никэ наш

тоже. Ты только подумай: работает в богатом совхозе, так что и заработок у

него немалый, а продолжает жить у нас, в Кукоаре. Теперь это тоже модно:

иметь квартиру и в городе, и в деревне. Одну - городскую - для шика,

другую - сельскую - для того, чтобы свежим воздухом подышать

Я не знал, как вести себя с отцом. Я как бы заново знакомился с родным

своим селом, с изменившимися обычаями, с неведомыми доселе привычками. Нет,

не только загоны для скота исчезли со дворов. Исчезло еще что-то,

трудноуловимое, но во всем чувствовавшееся. Чувствовалось оно, это

трудноуловимое, и в поведении отца, в его постоянной задумчивости, вроде бы

какая-то мысль тяготила его, бередила душу. Это новое, необычное

чувствовалось и в том, что у отца и у других его односельчан появилось много

свободного времени даже в рабочую пору. На окраине села можно было видеть

автобусы, из которых высаживаются толпы людей. Много разных машин проходит

мимо нашего двора. И сам двор был уже не тот. Появились железные ворота с

коваными чугунными цветками, выкрашенными в кричащий цвет. Железная калитка

замыкалась тяжелым засовом. Я же за всю свою жизнь в селе видел только

заборы из жердей да плетни, на которые взбирался, чтобы легче было сесть

верхом на лошадь. Нету теперь тех плетней, тех жердевых загородок - все

решительным образом изменилось. У людей, очевидно, появились другие заботы,

как появились они и у меня.

Мать и отец, похоже, догадывались, что творилось в моей душе. А на душе

было неладное. Все это я мог скрыть от кого угодно, только не от родителей.

И отец пытался ввести меня в новый ритм жизни села.

- А ты не хотел бы глянуть на дом Никэ? - вдруг спросил он.

Вопрос этот для меня был полнейшей неожиданностью. Как? У Никэ есть

свой отдельный дом? Зачем это? Ведь Никэ оставался в селе и мог бы по праву

младшего сына унаследовать дом отца.

Мать по глазам моим прочла все мои недоуменные вопросы. Ироническая

улыбка шевельнулась в уголках ее рта:

- Плохо ты знаешь своего братца.-

Сказав это, она повернулась лицом к отцу, дав понять ему, чтобы он

занялся более важными делами и не транжирил времени попусту: нечего, мол,

пялить глаза на подворье Никэ, что там увидишь особенного - дом как дом.

Трудно было догадаться, что у нее на уме. Может быть, она гневалась на

то, что Никэ сразу же оказался под каблуком жены? Или не могла простить

младшему сыну того, что он заставил родителей по-, тратиться дважды: сперва

на свою -скоропалительную свадьбу, сыгранную черт знает как, без соблюдения