Я покачала головой. Он улыбнулся широко и шагнул в мою сторону. Остановился в двух метрах. Молодой, не старше двадцати пяти, ростом чуть выше меня и обезоруживающий доброжелательностью:
– Не переживай! Многие сначала стесняются. Хочешь, проведу тебя? Ничего там с тобой не случится! Просто осмотришься, если интересно. Правда, моя нижняя мне потом всю печенку выклюет, – и рассмеялся.
– Да нет, – я не могла не улыбаться ему в ответ. – Я тут жду кое-кого.
– Врешь ведь, – он почему-то бросил взгляд на мою шею. – Да не переживай так. Хочешь, я скажу остальным – и к тебе сегодня даже никто не подойдет? Исчезнешь в любой момент. А так и не решишься никогда, потом жалеть будешь.
– Спасибо, но нет.
– Ну как хочешь, детка. Мое дело предложить.
Он махнул на прощание рукой и развернулся, но я не удержалась и окликнула:
– Подождите! – он с интересом глянул на меня. – Простите за вопрос, а вы, получается, дом?
– Стопроцентный, детка, стопроцентный.
Если честно, то от изумления я рот открыла – он был такой… человечный, простой, веселый. И я никак не могла представить его в названной роли.
– Но вы сказали, «нижняя вам печенку выклюет»? Разве такое возможно, чтобы она спокойно вам нервы трепала?
– А почему нет? – он кивнул – наверное, понял, что я вообще не в курсе. Потому остановился и терпеливо объяснил. – Все зависит от отношений, и лишь бы они обоих устраивали. Это, можно сказать, единственное непреложное правило, все остальное в каждой паре разное. Если моя нижняя – ревнива, как сам черт, то я ее природу не изменю. Конечно, она не может меня оскорблять или нарушать правила, но дуться и высказываться будет так, что в пригороде почуют, как она ревнует. До этой малышки только через пятьдесят лет дойдет, что мне больше никто не нужен. И то не факт!
Я рассмеялась, с улыбкой же глянула на подходившего к нам Максима Александровича.
– Еще на шаг отойди, Игорь, она со мной, – но голос его при этом не был раздраженным.
– А! – парень тут же поднял открытые ладони вверх, но говорил со смехом. – Привет, Макс, давно не заходил. Ты Риту искал? А я твою нижнюю тут по всем фронтам обложил, чуть сам не влюбился!
– Я тебе влюблюсь, – Максим тоже улыбался. Никакого напряжения у обоих.
– Но ты б на нее ошейник-то надел, – Игорь вдруг озорно подмигнул мне.
Они пожали друг другу руки, и тут же попрощались. Когда мы остались наедине, я сказала твердо – просто посчитала нужным это сказать и именно твердо, чтобы не возникло недопонимания:
– Он ко мне не приставал. И я с ним не заигрывала.
– Знаю, – он подал мне руку. Теплая ладонь – лучшее проявление тепла. Повел вниз. – Кстати, на будущее. Тебе нечего тут бояться. Места разные бывают, но за это я поручусь. К тебе может подойти дом, предложить что-то – и ты можешь отказать. Или можешь попробовать одну сессию, а потом отказать. До подписанного договора ты никому не принадлежишь. И подписывая договор, ты расписываешься именно в том, что хочешь принадлежать именно этому человеку, но на оговоренных условиях. Ошейник – это больше, чем обручальное кольцо. Это признание, которое видят все остальные. Если на тебе ошейник, то в твою сторону ни один дом даже не посмотрит. Ты добровольно и полностью отдалась другому, ты не стесняешься это продемонстрировать. Поэтому такие решения лучше хорошенько обдумать. Запомни, вдруг пригодится.
Я только усмехнулась:
– Спасибо за информацию, но вряд ли она мне понадобится.
– Хочешь чего-нибудь? – он вдруг сменил тему. – Тут кондитерская недалеко.
– Пирожные? Да, хочу! – мне просто нравилось тепло его руки, поэтому и настроение становилось все лучше.
– Любишь сладкое?
– Еще как!
– А вот я на всякий случай запомню, вдруг пригодится… – и, притянув к себе, поцеловал в волосы.
Пирожные на самом деле были потрясающими. Я сначала хотела заказать все разом, но остановилась на шоколадном. Максим Александрович с легкой улыбкой смотрел на меня, но себе заказал только черный кофе.
Уже было довольно поздно, в это время мы обычно ложились спать. Но как же не хотелось возвращаться домой! Потому я тянула удовольствие, но он так и не начал торопить. Если человек и способен кому-то принадлежать – мыслями, всеми эмоциями – то только в такие моменты уюта, только с такими взаимными взглядами и невесомыми улыбками без подтекста.
В квартире он только пожелал спокойной ночи и отпустил меня. Я перед дверью в свою спальню развернулась и сказала – это был порыв, но прозвучало отчетливо, именно так, как должно было быть:
– Спасибо, господин!
– Пожалуйста, моя хорошая.
Но утром, после уже почти привычного минета, сказал:
– Сегодня вечером будет наказание за нарушенное правило. Помнишь?
– Да, господин, – я смотрела снизу вверх, не решаясь подняться на ноги без разрешения.
– Если будешь послушной, то я запланировал только урок для тебя.
– Я буду послушной, господин.