Подбельский

В тот же день Подбельский предложил Московскому комитету:

— Мы должны во что бы то ни стало добиться от Московского Совета, чтобы нас прикрепили в обязательном порядке к одной из типографий. И думаю, что лучше всего к Левенсону. Следует не только обязать его печатать газету, но просто вселить нас в одно из занимаемых им зданий. Почему «Московские ведомости» и другие издания могут там находиться, а мы нет? Попробую поговорить с Левенсоном.

Вадим Николаевич пришел в Трехпрудный к Левенсону, владельцу крупнейших типографий Москвы.

За небольшим письменным столом сидел довольно плотный, пожилой человек. Его шею туго облегал крахмальный воротничок. Пушистая, немного вьющаяся борода была коротко подстрижена. Из-за пенсне смотрели злые глаза.

— Слушаю вас, — небрежно сказал Левенсон.

— Буду краток, Александр Александрович. Я пришел к вам как представитель Московского комитета большевиков и редакции «Социал-демократа».

— Чего же вы хотите от меня? — пренебрежи тельно спросил Левенсон, которого в Москве считали королем полиграфистов.

— Мы хотим, чтобы вы печатали в своей типографии нашу газету…

Прошло не меньше минуты молчания, прежде чем Левенсон пришел в себя.

— Вашу газету? Не могу! — Он развел руками. — Я перегружен заказами. Вся продукция моих типографий заарендована Всероссийским земским союзом…

«Знаем, в чем дело, — не хочешь с большевиками дело иметь. Боишься. От хозяина, печатающего большевистскую газету, могут отказаться заказчики. Да и потом, как на это будут смотреть официальные власти?..»

Вадим Николаевич знал всю подоплеку отказа и все-таки решил настоять на своем.

— А если мы согласимся на ваши условия? — спросил он.

— Даже если бы они были кабальными? — не удержался от саркастического вопроса Левенсон.

— Да, если вы способны на это.

— Не могу!

— И это категорически? — еще раз спросил Подбельский и поднялся с кресла. — Тогда вот что — продайте нам немного газетной бумаги…

— Бумаги?! А ее у меня нет. Вся газетная бумага, которая лежит на моих складах, принадлежит «Московским ведомостям». Вот у них и просите.

Вадима Николаевича раздражало надменное поведение этого человека.

— Господин Левенсон, ваше упорство может вам обойтись дорого… Не думайте, что я собираюсь угрожать… Силой мы пока еще у вас ничего не возьмем. Но ваши рабочие — почему они должны печатать «Ведомости», а не нашу газету?.. Они ведь могут и отказаться так делать… Об этом вы подумали?..

На следующий день Московский Совет по предложению большевиков принял решение о временном вселении редакции «Социал-демократа» в типографию Левенсона.

Пришлось Левенсону кое-кого потеснить и нехотя принять «Социал-демократа».

— Что ж, — сказал Левенсон, когда Подбельский снова пришел к нему, — я согласился печатать вашу газету. Месяца два — не больше. Думаю, этого срока будет достаточно, чтобы приобрести свою типографию.

И все же «прописку», которую получил «Социал-демократ» в типографии Левенсона, нельзя было считать решением проблемы. Поэтому уже с первых номеров газета начала сбор средств на приобретение собственной типографии. Каждый номер выходил с крупным аншлагом; «Товарищи! Время не терпит. Организуйте отчисления и сборы на покупку типографии!» Работники Московского комитета партии вели агитацию на фабриках и заводах Москвы за сбор средств на типографию.

Интерес московских рабочих к своей газете возрастал с каждым днем. В первый же месяц ее тираж достиг сорока пяти тысяч экземпляров.

В отличие от других московских газет рабочие находили в «Социал-демократе» ответы на волнующие их вопросы. Газета выступала против империалистической войны, за организацию контроля на фабриках и заводах, за усиление большевистского влияния в Советах.

Чтобы газета без задержки попадала на московские предприятия, в провинцию, воинские части, была создана экспедиция. Фабрики и заводы выделяли своих уполномоченных, которые в определенные часы брали свежие номера газеты прямо из типографии.

Временное правительство усмотрело в пропаганде, которую вел «Социал-демократ», покушение на действия властей. Готовился запрет газеты, а пока правительство стремилось задержать ее распространение, приостановить ее влияние на массы. Было отдано распоряжение провинциальным властям уничтожать номера газеты. Их сжигали целыми пачками. Главная ставка категорически запретила распространять газету в действующей армии. Перепуганные строгим запретом из столицы, местные власти провинциальных городов присылали в издательство письма и телеграммы с просьбой приостановить посылку «Социал-демократа». Даже в киосках на железнодорожных вокзалах газету изъяли из продажи. Тираж газеты стал падать: за короткое время он снизился до тридцати тысяч экземпляров. Контора не имела денег на издание газеты. Только пожертвования московских рабочих помогали продолжать выпуск газеты.

Приближался срок, установленный Левенсоном, а денег на покупку собственной типографии все еще не хватало: собралось около сорока тысяч рублей — треть ее стоимости. Левенсон уже не раз предупреждал, что в июне он печатать газету не будет.

Что же делать?