Подавляй и властвуй. Как люди теряют человечность?

Для того чтобы проверить все эти предположения, мы записали на пленку ряд критических комментариев, которые должны были играть роль негативных санкций; каждый раз, когда ответ испытуемого расходился с мнением большинства, он слышал один из этих комментариев. Первым и самым слабым наказанием за несогласие с группой — как в норвежском, так и во французском экспериментах — было хихиканье одного из членов группы. В последующем испытуемый слышал все более суровую критику в свой адрес. В норвежском эксперименте в основе критических высказываний лежал вопрос: «Skal du stikke deg ut?», означающий примерно следующее: «Рисуетесь?» или «Хотите выделиться?» Эквивалентные по силе высказывания использовались во французском эксперименте. В Париже, когда испытуемый не соглашался с мнением группы, он слышал через наушники: «Voulez-vous faire remarquer?» («Хотите обратить на себя внимание?»).

Эта прямая критика вызвала значительное повышение уровня конформности и в парижской, и в норвежской выборках. Французские испытуемые теперь соглашались с мнением большинства в 59 % критических проб. В Норвегии уровень конформности вырос до 75 %. Но удивляет не это, а то, как реагировали испытуемые на критические высказывания. Норвежские испытуемые воспринимали их совершенно пассивно, тогда как во французском эксперименте большинство испытуемых (более 50 %) так или иначе ответили на критику. Два французских испытуемых, один родом из района Вогезов, а другой — из департамента Эр-э-JIyap, пришли в такую ярость, что обрушили на обидчиков настоящие потоки брани.

Даже когда мы позднее объяснили испытуемым, что в эксперименте использовалась магнитофонная запись, многие из них не верили нам. У них не укладывалось в голове, каким образом нам удалось так правдоподобно вставить критические комментарии в магнитофонную запись, тем более что мы не знали, какой ответ даст испытуемый в каждом конкретном случае. Все дело в том, что мы использовали два магнитофона. На одном проигрывалась стандартная запись, воспроизводящая звуковые сигналы и оценки группы и содержащая «пробелы», во время которых испытуемый должен был дать свой ответ. На другой пленке были записаны только критические комментарии членов группы. Всякий раз, когда ответ испытуемого расходился с мнением группы, экспериментатор просто включал второй магнитофон и испытуемый слышал тот или иной комментарий. Комментарии звучали сразу же вслед за ответом испытуемого, что создавало у него впечатление абсолютной спонтанности.

В целях более достоверной интерпретации результатов мы провели еще одну серию экспериментов. Многие норвежские испытуемые, когда экспериментатор в беседе после завершения опыта просил их объяснить свое поведение, говорили, что соглашались с группой, потому что сомневались в точности своей оценки, и что будь у них возможность развеять эти сомнения, они были бы более независимы в суждениях. Чтобы проверить, насколько это объяснение соответствует действительности, мы провели эксперимент, в котором испытуемый имел возможность попросить повтора стимула, после чего должен был дать свой ответ. При наличии сомнений в точности своей оценки он мог позвонить в колокольчик и вновь прослушать звуковые сигналы. Как и в предыдущем эксперименте, все ответы испытуемого, расходившиеся с мнением большинства, встречали открытое осуждение группы, но группа не критиковала его просьбы о повторе сигналов. Оказалось, что даже такой относительно простой поведенческий акт, как просьба, требует от человека большой независимости. В норвежской выборке только 5 испытуемых попросили повторить звуковые сигналы, тогда как во французской выборке на это «отважились» 14 человек. Французы и на этот раз продемонстрировали большую независимость: согласие с группой было отмечено в 58 % критических проб, а в норвежской выборке — в 69 % проб.

После этого эксперимента мы перенесли исследование из университетской среды в производственную. Обследовав сорок норвежских рабочих, мы установили, что они почти не отличаются от норвежских студентов по показателю конформности. Однако одно немаловажное отличие все же обнаружилось. Во время эксперимента многие студенты были напряжены и взволнованы, рабочие же воспринимали ситуацию спокойно, а по окончании эксперимента, узнав об обмане, искренне веселились. К сожалению, нам пока не удалось обследовать аналогичную группу французов.

С какой бы стороны мы ни подходили к анализу данных, все они указывают на то, что французы более независимы в своем поведении, чем норвежцы. Двенадцать процентов норвежских студентов и только 1 % французских согласились с мнением группы в каждой из 16 критических проб. Сорок один процент французов и лишь 25 % норвежцев продемонстрировали ярко выраженное независимое поведение. Во всех 5 экспериментах, проведенных в обеих странах, французы были более устойчивы к групповому давлению.