Необыкновенно интересный эксперимент провел Кудирка (Kudirka, 1965). В его эксперименте испытуемым предлагали съесть очень горькие крекеры, пропитанные концентрированным раствором хинина, — задание хотя и крайне неприятное, но не опасное для здоровья. Крекеры имели отвратительный вкус, и испытуемые морщились, ворчали и стонали, пережевывая их, а у некоторых они даже вызвали тошноту. Поскольку в данном случае жертвой был сам испытуемый, спекуляции по поводу веры в реальность происходящего просто невозможны. Уже первые результаты доказывали, что требование, исходящее от авторитетного лица, обладает мощной силой воздействия: все до одного испытуемые подчинились экспериментатору. Поэтому продолжать эксперимент в прежнем формате было просто бессмысленно. Для того чтобы ослабить убедительность требования, Кудирка удалил экспериментатора из лаборатории. Но даже в отсутствие экспериментатора 14 из девятнадцати испытуемых беспрекословно выполнили задание полностью: каждый из них прожевал и проглотил, зачастую с явным отвращением, 36 пропитанных хинином крекеров.
Орн и сам провел эксперименты (Orne, 1962b), в которых испытуемые выполняли чрезвычайно скучное, глупое и бессмысленное задание (например, сначала складывали длинные ряды чисел, а затем разрывали бланк с ответами), провел для того, чтобы показать, как велика-власть экспериментатора над испытуемым. Орн говорит, что, несмотря на очевидную бессмысленность этих действий, испытуемые выполняли их, потому что они производились в контексте психологического опыта. Однако, перейдя к анализу моего эксперимента, Орн занимает уже другую позицию. Власть экспериментатора, которую он так тщательно исследовал, вдруг оказывается фикцией. Если его испытуемые выполняли задание экспериментатора на полном серьезе, то мои испытуемые, как пытается убедить нас Орн, выполняли задание «понарошку». В лучшем случае это пример извращенной логики, нельзя же, в самом деле, думать и так, и иначе. С одной стороны, Орн постулирует огромную власть экспериментатора над испытуемым, а с другой стороны, отрицает ее существование в моем эксперименте. Логичнее было бы рассматривать мой эксперимент как следующий шаг в общей линии исследований, демонстрирующих власть авторитета, — линии, начало которой было положено исследованием Франка и которая нашла продолжение в эксперименте Орна, а также в моем исследовании.
Рассуждения Орна неубедительны еще и потому, что он не понял значения бриджпортского эксперимента, в котором было исключено возможное влияние университетского контекста. На протяжении многих лет Орн неустанно повторял, что университетская среда, как и больничная, слишком благоприятствует получению искомого результата, и указывал на недостоверность результатов экспериментов по изучению антисоциального поведения, проведенных в этой среде. Если уж речь зашла о факторе среды, то бриджпортский эксперимент показывает, что университетская среда не оказывает столь существенного, как кажется Орну, влияния на результаты исследования, что изучаемый социальный феномен может проявить себя в рамках любой, даже самой элементарной, социальной структуры, функционирующей независимо от официальных организаций.
Орн завершает свою критику призывом проводить «такие эксперименты, участники которых не будут знать о том, что они участвуют в научном исследовании», — только тогда, по его мнению, мы поймем истинную природу человека. Я хочу обратить внимание Орна на одно исследование, в котором наивными испытуемыми были медсестры (Hofling et al., 1966). Во время дежурства медсестры неожиданно получали по телефону указание, касающееся лечения больных. Голос звонившего был незнаком им, но человек представлялся именем известного терапевта. Названный им препарат не фигурировал в листе назначений, и поэтому медсестра не имела права давать его пациенту, к тому же названная доза в два раза превышала максимальную, указанную на упаковке. Назначение лечения по телефону было грубым нарушением установленной практики. Но, несмотря на все эти обстоятельства, 21 из 22 медсестер дала пациенту указанный препарат. Большинство медсестер из контрольной группы, отвечая на пункты вопросника, сказали, что они не дали бы больному назначенный по телефону препарат. Поразительная аналогия между результатами Хофлинга, полученными в естественных условиях, и результатами моего лабораторного исследования подтверждает валидность полученных мной результатов.
Экологическая валидизация данных, в сущности, означает определение диапазона условий, в которых можно наблюдать изучаемый феномен. Если Орн хочет сказать, что необходимы дальнейшие исследования, что мой эксперимент не дает ответа на все вопросы, то с этим я абсолютно согласен. Однако критика Орна оставляет впечатление, что он отрицает саму возможность научного познания.