Подарок (СИ)

— Я… не знаю, но кажется, кто-то из ваших знакомых однажды на одном банкете говорил об этом — соврала Алиса.

— Хорошо — немного подумав, сказала мать — я расскажу тебе одну историю про нас с папой, но ты должна пообещать мне, что не станешь осуждать ни меня ни его.

— Ладно, — кивнула Алиса — я обещаю.

Лариса Петровна поднялась вдруг на ноги и как-то немного нерешительно подошла к кухонному шкафчику. Достав оттуда посудину она налила себе четверть стакана коньяку. Алиса узнала бутылку: та давно стояла там и оставалась не откупоренной все то время, пока они находились в своем подполье. До сего момента девушка была уверена, что этот коньяк так никто и не откроет.

Действия матери Алисы было таким необычными, что девушка была весьма сильно удивлена ее поступком, ведь ни Лариса Петровна, ни кто бы то ни было из тех, кто жил здесь под одной крышей, алкоголем не злоупотребляли. В виде исключения, пару раз Кот привозил и ставил на стол сухое вино, и еще один раз они все вместе пили шампанское, которым отпраздновали первую победу после их удачи с операцией «Альтернатива». Но на этом было все.

Лариса Петровна некоторое время молча сидела, медленно вертя в руке стакан с янтарной жидкостью. Затем она собралась с духом и заговорила:

— Мы тогда не были еще женаты. Я была двадцатилетней девчонкой, а твоему будущему папе было уже далеко за тридцать. Для меня он казался взрослым дядькой, хотя и выглядел гораздо моложе своих лет. Он был кандидатом наук, а меня в то время привлекали люди, которые имели какое-нибудь отношение к ученому миру, так как я искренне считала, что это безумно романтично.

— Я была помешана на всем, что касалось науки, и надо сказать, на тот момент перечитала массу книжек по научной фантастике. Я боготворила Хайнлайна, хотя братья Стругацкие мне нравились не меньше. Мне нравилось читать Лема, хотя я не всегда понимала глубину мысли его произведений. Роберт Шекли со своими бесподобными рассказами соперничал в моем сердце с самим Рэем Бредбери, и я охотно брала в библиотеке, или у кого-то из своих подруг книги обоих этих авторов.

Мне всегда казалось, что еще немного, и люди изобретут нечто, что позволит, наконец, всему человечеству дотянуться до звезд и отправиться к самым удаленным уголкам вселенной. Пройдет еще совсем немного времени, думала я, и наука вырвется за пределы известных догм. Люди станут жить лучше и более счастливо.

Мы познакомились с Колей на одном из университетских вечеров, куда я попала совершенно случайно. Меня пригласила подруга, отец которой был тогда одним из преподавателей в вузе. Мы сидели вместе с ней рядом за одним столом, и хихикали над тем, какими заумными и важными были все те, кто присутствовал там. Однако, атмосфера праздника нравилась мне, невзирая на то большинство людей, которые находились там, были молчаливы и даже угрюмы.

Но вскоре мой взгляд упал на молодого человека, который был словно чем-то воодушевлен. Одет он был не в костюм, как его коллеги, а в красивый теплый свитер с мелким рисунком. Человек изредка разглядывал окружающих, слушал выступления и тосты, однако был при этом, как бы отстранен от всего того, что происходило вокруг. Я невольно засмотрелась на него, потому что у меня пока не нашлось причины хихикать над ним.

Когда застолье уже было в самом разгаре, кто-то из весельчаков, бойко руководивших процессом торжества, вдруг указал в сторону того самого человека в свитере.

— Товарищи ученые, прошу вас обратить внимание на нашего молодого сотрудника Николая Светлова. Он отлично поет романсы под гитару. Дамы! Давайте же попросим этого одаренного кандидата наук спеть нам что-нибудь!

Раздались аплодисменты, вперемешку с возгласами и просьбами от жен научных работников, обращаемые ко внезапно смутившемуся человеку, на которого я совсем недавно украдкой смотрела.

— Спойте, Николай, пожалуйста, мы вам подпоем — упрашивала одна дама с высоким, бархатистым голосом.

Человек, которого все звали Николаем, поднял обе руки, словно отгораживаясь ото всех и пытаясь что-то сказать. Когда, наконец, возгласы стали тише, все услышали, что человек говорит тихим охрипшим голосом, извиняясь за то, что простыл, и на время потерял свой голос.

Возникла некоторая тишина, так как все поняли ситуацию, и с жалостью высказали свои огорчения.

— Давайте, в другой раз. Я ведь с удовольствием бы спел — очень тихо произнес он — а так, я боюсь, что среди ваших звонких голосов никто не сможет услышать мой собственный.

Николай откашлялся, и мне вдруг стало понятно, что он и в самом деле очень хочет спеть, правда у него были явно простужены бронхи, что, судя по всему, и вызвало потерю его голоса.

И вот тут-то произошло то, чего я от самой себя совсем не ожидала. В тот короткий момент, когда вокруг еще сохранялась тишина, вскоре готовая снова нарушиться, вернув на круги своя всеобщее веселье, я внезапно сказала:

— А если мы не будем вам подпевать, а просто тихо послушаем? Тогда вы споете?