– Да, ты прав, – со вздохом констатировала она. – Ну, там понятно – номера обладминистрации.
– Да, – только и сказал Степаныч и тоже вздохнул.
После этой сцены он нахохлился и, слава богу, замолчал, Ларису уже утомило бесконечное ворчание администратора. Правда, когда до дома Дины оставалось минуты три езды, он снова выступил в своем репертуаре.
– Не могла в другом месте квартиру получить! – высказался он в адрес сестры. – Или район поменять, если бы деньги не спускала! Эх, и дура, ну и дура!
– Погоди с этим, Дмитрий Степанович, мы же едем совсем по другому делу, – одернула его Лариса, и Городов, видимо подумав о возможных неприятностях, утих.
Они несколько раз позвонили в дверь, но ответа так и не получили. Тогда Степаныч, бросив на Ларису тяжелый взгляд, достал из кармана ключ и медленно вставил в замочную скважину. Отперев, Городов предоставил Ларисе первой пройти в квартиру.
Внутри было тихо и царил беспорядок. Вещи разбросаны, дверцы шкафов распахнуты, словно здесь в спешке куда-то собирались. Самой Дины они не обнаружили – ни живой, ни мертвой. Последнее обстоятельство худо-бедно успокоило Ларису и Городова, однако нужно было срочно что-то предпринимать. Создавалось впечатление, что Дина либо поспешно сбежала куда-то, либо ее кто-то похитил силой.
Лариса прошла на кухню. На столе стояла тарелка с остатками завтрака, стакан с недопитым кофе и пепельница, в которой Лариса обнаружила окурки от сигарет двух разных марок. Больше ничего интересного. Лариса вернулась в комнату и стала перебирать разбросанные вещи в надежде найти хоть что-то, что укажет на местонахождение Дины. Осмотрев то, что валялось на полу, Лариса перешла к письменному столу. Собственно, письменным он только назывался, а использовался совсем по другому назначению. На нем стояли флакончики и баночки с парфюмерией, круглое зеркало на подставке, валялся шарфик, а также еще одна пепельница с окурками. Под пепельницей что-то белело. Лариса протянула руку и взяла листок бумаги, на котором было что-то написано. Развернув его, Лариса прочитала:
«Дима, спаси меня! Он хочет сделать со мной что-то страшное. Я очень виновата, я расскажу тебе потом, пожалуйста, прости меня, я совершила это в порыве и очень жалею, только никому не говори и, главное, спаси меня, я очень боюсь, потому что он…»
Весьма сумбурный и бестолковый текст обрывался на полуслове. Лариса обратила внимание, что записка написана второпях, буквы разъезжались вкривь и вкось, к тому же писали не ручкой, а скорее всего косметическим карандашом – тем, что попалось под руку.
– Он – это кто? – сразу же спросила Лариса Городова, который заглядывал ей через плечо.
– Я не знаю, – проскрипел тот. – Дайте-ка мне, я прочитаю… Очки еще забыл…
Прочитав записку, Городов принялся яростно расчесывать голову.
– Если она написала несколько строчек, значит, у нее было время, – начал он рассуждать, закипая в процессе рассуждений. – Так почему же она, вместо того чтобы ясно и конкретно указать, кто такой он и куда он ее везет, написала такую чушь?! Не знаете, Лариса Викторовна, почему? А я вам скажу!!!
– Почему? – не поняла Лариса, глядя на угрожающе красное лицо Дмитрия Степановича.
– Потому что она дура! – заорал Городов. – Дура! Идиотка! Обезьяна старая! Главное, не у кого-нибудь, а у меня сестра такая дура!
– Ну хорошо, я даже не буду спорить, – вздохнула Лариса. – Давай рассуждать логически, пользуясь тем, что у нас есть. Кто такой он? Может быть, ее бывший бойфренд?
– Да кто угодно, – шумно раздувая ноздри, ответил Степаныч. – Понятно пока только, что он мужик, а что касается мужиков, Лариса Викторовна, то могу вам точно сказать, что у Динки их было до хрена! Так что можно до бесконечности объезжать и проверять ее бывших бойфрендов…
– Ну а все-таки последний? Что он собой представляет?
– А последний был вообще из Оренбурга. Я его ни разу не видел. И, как вы догадываетесь, нисколько об этом не жалею. Эта дура говорила только, что бросила его. По-моему, она просто ноги оттуда унесла, потому что вернулась уж больно… задрипанная. Правда, потом чуть приоделась.
– Вот как? Ты, что ли, денег дал, или она на работу устроилась?
Степаныча так поразила последняя фраза, что он не удержался и в волнении заходил по комнате туда-сюда. Он качал головой, изображал смех, вздымал театрально руки к потолку. Потом наконец подскочил к Ларисе и прямо в лицо ей выпалил:
– В этой семейке работаю только я! А Динка… вообще работать умеет… только одним местом! Да и то… В общем, уже в тираж вышла. Как вы понимаете, я имею в виду не голову.
– Понимаю. Не понимаю только, что нам делать дальше.
– Я вот чего не понимаю, – перебил ее Городов, тыча пальцем в записку. – Это еще что такое? «Я виновата… совершила в порыве… очень жалею». Это она о чем?
Лариса только плечами пожала.
– Нет, ну не дура?! – снова взвился Городов.
– Ты спокойно подумай, – попробовала урезонить его Лариса.
Степаныч наморщил красный лоб, потом выдохнул:
– Не знаю я… чего она там натворила.