– Знаешь… – она убрала прядь волос Маши за ухо и, обняв её за плечи, прижала к себе. – Я почему-то так и думала, что дело в этом. У меня однокурсница была. Выскочила замуж за красивого, богатого мужчину, а потом после свадьбы, словно замкнулась, ушла в себя. Потеряла своё лицо, роскошную внешность и превратилась в тень. И знаешь, ведь никто не знал, что было этому причиной. И лишь, когда муж её в очередной раз сильно избил, и она попала в больницу, всё и выплыло наружу. Ведь никто и предположить не мог, что она ежедневно подвергалась домашнему насилию. Для всех он был уважаемым человеком, а она молчала и никому ничего не говорила. Тебе повезло, что ты ушла сама от этого садиста через три месяца, а не как моя подруга, спустя несколько лет. А вот то, что он начал опять появляться в твоей жизни это не дело, говори об этом Ростиславу. Такие кровопийцы, как твой Степан, так просто свою жертву не отпускают. Только он видимо цену тебе, как истинной жертвы понял спустя время, после того как ты ушла от него. У них нюх, как у акул на таких, как ты. Так что мой тебе совет, держись от него подальше. Ну ладно, хватит о грустном, – она слегка коснулась пальцем кончика носа Урбениной, поднимая его вверх. – Жизнь продолжается и нужно строить её дальше. Тем более, что мальчики нас уже ждут к ужину. Давай, быстро переберём, что там тебе купил господин Полонский, и пойдём на ужин, – Марго подскочила с постели и, открыв дверцы шкафа, принялась перебирать и выбрасывать на кровать вещи, которые вполне могли, пригодится для ужина в ресторане, заставляя Машу немедленно всё это мерить и демонстрировать ей.
Они спустились в вестибюль гостиницы, и подошли к дверям ресторана. Вошли в зал, держась за руки, и поискали глазами своих кавалеров.
Воропаев улыбнулся и, махнув им рукой, молча кивнув, попросил Полонского обернуться.
Ростислав медленно повернул голову, и машинально отложив салфетку в сторону, поднялся на ноги, громко отодвигая стул.
Маша стояла рядом с Марго в коктейльном платье нежного персикового оттенка до колена. Приталенное оно облегало её стройную фигурку, а тонкие лямочки на плечах приоткрывали его взору участки кожи, которых он прежде вследствие её постоянно закрытой одежды не видел.
Пожалел, что они сейчас находились в публичном месте в присутствии друзей и других гостей ресторана. Потому что понял, что хотел сейчас оказаться рядом с ней и рассмотреть до миллиметра эту сияющую в вечернем освещении молочную, почти полупрозрачную кожу. Коснуться губами этих тонких пальчиков, нервно сжимающих мобильный телефон, и коснуться ладонью шёлка её платья, которое сегодня выбрал своими собственными руками и почувствовать сквозь ткань тепло её тела.
– Вот это эффектное появление, и я понимаю, – тихо произнёс Воропаев, когда обе подруги присели за их столиком. – Маша, ты шокировала моего друга.
Урбенина улыбнулась и накрыла кисть Полонского своей рукою.
– А мы этого и хотели. Только не понимаю, почему такова реакция только со стороны Полонского? – Марго толкнула локтём в бок Воропаева.
– Да, ладно тебе обижаться. Я сражён твоим образом не меньше. Просто твоё сегодняшнее вечернее преображение уже привычно для меня.
– Что? Привычно? Ну, подожди, Воропаев… – она замахнулась на него рукой, которая была тут же перехвачена Александром и прижата к его губам.
Полонский с Машей рассмеялись и когда, наконец, спокойствие за столом воцарилось, они смогли все вместе спокойно поужинать.
Двигаясь в центре зала вместе с Ростиславом под великолепное живое исполнение песни, Маше показалось, что она растворилась в пространстве. Композиция была знакомой, но произношение слов и звучание этого удивительного женского сопрано делало песню удивительно нежной, разливающейся по залу и окутывающей их словно в кокон удивительного кружения сладостного упоения и полного погружения в абсолютную негу парения над землёй.
После ресторана Ростислав проводил её до номера. Марго с Воропаевым сразу же после ужина испарились в неизвестном направлении, а они, прогулявшись по дорожкам уютного сквера гостиницы, поднялись пешком по лестнице и оказались на своём этаже.
Он долго целовал её у двери, не желая отпускать, крепко прижимал к себе и размыкал руки и отстранялся немного в сторону, лишь только когда кто-то посторонний выходил из лифта на их этаж.
Ощущал себя мальчишкой впервые за долгие годы, когда хотелось сорваться из своего номера и снова оказаться у её комнаты, увидеть её глаза, ощутить вкус губ и бесконечно слушать её звонкий смех. Он только здесь впервые за несколько недель их знакомства, наконец, его услышал. Нежный переливающийся, заразительный. Невольно заставляющий улыбаться его самого, когда видел сияющие глаза с серебристым отливом и нежные ямочки на её щеках.
Расслышав щелчок замка входной двери, Ростислав повернул голову и взглянул на Воропаева.
– Я думал, ты дрыхнешь давно, – Александр присел с ним рядом на кровать.
– Заснёшь тут с тобой, кот мартовский. Бродишь по ночам.
– Вот только не надо меня сравнивать с этими животинами. Я, между прочим, страдаю до сих пор.