Подари мне белые сны

В пятнадцать лет Саша сбежал из дому. Марта взбесилась, подумала, что сын умотал к папаше. Но не тут-то было. Саша сбежал не просто из дому. Он сбежал от своей опостылевшей жизни в золотой клетке. Подальше. В противоположном направлении. На самое дно. Бродяжничал, сдружился со шпаной, царствующей «на дне». Как ни странно, но мимозный образ жизни, как оказалось, не сломил дух, заложенный в нем при рождении. Помыкавшись новичком, получив свою порцию побоев и оскорблений, он научился давать сдачи, пресекать обидчиков и входить в доверие к сильным мира бродяжек. Он быстро освоил законы нового общества, принял их и вскоре уже был среди тех, кто «рулил».

Однако эта жизнь не заинтересовала его. Через полтора года он нашел более близких себе по духу друзей — вольных художников. Тех, что пишут картины на бульварах, когда захочется, подрабатывают на настенных разрисовках и спускают деньги на выпивку и прекрасных женщин на общих тусовках. Покровительствовал этой тусовке уличной богемы некий Гриша Линько, распределявший подфартившую работу для художников. Все доходы стекались к нему, и он же решал, что с ними делать и сколько кому дать. И хоть он умудрялся не ущемлять свободный дух примкнувших, авторитет его оставался нерушимым среди обитателей его студии в подвале старого дома близ одного из вокзалов. Среди них Саша прижился быстро, и ему довольно долго удавалось сохранять там место «своего в доску» парня. Звали его теперь Алекс. О родителях не вспоминал, хотя несколько раз видел мельком и отца и мать, но успел скрыться. Матери он с самого начала отправил письмо, где сказал, чтобы не искала, что уехал на Север и не вернется. Когда он видел ее в последний раз, она сильно постарела, шла нетвердой походкой и вообще была словно не в себе. Увидь она Сашку, она бы и не узнала в длинноволосом парне со спадающими на глаза кудрями, в потертых джинсах и линялой футболке своего сына. Слишком не вязался образ уличного хиппи с грубыми манерами и развязной речью с милым домашним мальчиком в белой рубашечке, каким он когда-то был.

А потом случилась большая драка. Кто начал первым и в чем была причина — после не помнил никто. Но драка случилась масштабная. Повышибав друг другу мозги в душном накуренном кабаке, большая часть компании угодила в ментовскую, часть — на кладбище, а часть — в больницу. Алекс очнулся с тяжелой травмой головы в Склифе и долгое время по кусочкам собирал в памяти всю свою жизнь. Сложив в единое целое свои двадцать прожитых лет, Алекс понял, что пора начинать новый этап. Свою порцию уроков жизни и свободы он получил, уже никто не посмеет обозвать его домашним хлюпиком, но в двадцать лет этого уже недостаточно для самоутверждения.

Глава 6

— Давай, парень, садись рядом, угощайся.

Сосед по палате, немолодой грузный мужчина с седыми волосами, поставил тарелку с яблоками и апельсинами на стул и установил его посередине палаты.

— Давай-давай, не стесняйся.

Соседа, видимо, подселили, пока Алекс был на сдаче анализов. А куда, интересно, дели бывшего, киргиза с рассеченной губой? Неужели так быстро выписали? Впрочем, он за все время по-русски ни слова не сказал, так что Алекс с ним и не общался. Этот выглядел слишком прилично для отделения, куда попадали в основном «неблагополучные» пациенты.

— Спасибо, не хочу, — буркнул Алекс и отвернулся к стене.

— Что же мне теперь — одному эту гору поедать? Нет, друг, я и так толстый. К тому же меня все еще тошнит после сотрясения, а ты, я смотрю, на поправку идешь.

— Откуда вы знаете?

— Видно. Давно здесь?

— Да уж неделю.

— И что, никто не навешает?

— Некому.

— Сирота?

— Вроде того.

Сосед внимательно посмотрел на Алекса и покачал головой:

— Вроде того, значит. Понятно-понятно. Ну так что, давай знакомиться? Антон Петрович Ковальчук.

— Алекс.

— Алексей?

— Нет, — отрезал Алекс. — Не Алексей, не Александр, не Саша и не Шурик. Именно Алекс.

— Ну хорошо, Алекс. А дальше?

— Нет никакого «дальше».

— Сбежав из дому, фамилию забыл прихватить?

Алекс встрепенулся.

— Что?

— Да ладно тебе. У тебя же лицо — открытая книга. Все можно прочесть без труда. Захотел свободы, сбежал, а теперь вот плоды свободы пожинаешь, так?

Алекс молчал.

— Ну да мне дела нет, что там у тебя в жизни происходит. А вот трапезу разделить я всегда рад. Ну чего упираешься?

Алекс нехотя сел на кровати и протянул руку к фруктам. Откусил яблоко, залюбовался сочной пенкой, выступившей на белой мякоти. Дядька ему нравился. Лицо хорошее. Уж за это время он научился разбираться в лицах.

— Ты здесь с чем — боевое ранение?

— Угумс. — Алекс звонко хрустел яблоком. — А вы?

— Глупость несусветная. Упал с лестницы. Как неосторожный ребенок. Потерял сознание, меня срочно сюда приволокли.

— Я уже выписываюсь скоро, — сказал Алекс, — говорят, хватит мне койку здесь занимать.

— Да я тоже долго не задержусь. Надеюсь. Вроде ничего страшного. А ты чем вообще занимаешься?

— Кто? Я? — Алекс немного смутился. — Художник.

— Да ну? — почему-то радостно удивился Антон Петрович. — Рисуешь, значит? В студии или где?