Под Золотыми воротами

— Ничего мы не миловались! — из-за плеча вынырнула Марья. — Почудилось им, — сурово сдвинула она соболиные бровки.

— Ну, может и почудилось, — легко согласился Щуча, переворачивая труп. — Не признаешь, Марья Тимофевна?

— Признаю, — сразу откликнулась девушка, испуганно косясь на мертвого лучника, — Завид, детский[55] Горяев.

— Вот так-так! По следу идут, для половцев гонят, чтобы не разминулись.

— Как для половцев?! — обомлела Марья.

— Уйдем мы, на тот берег уйдем, — Любим незаметно показал Щуче кулак, мол, чего лишнее болтаешь.

— Чего там у мертвяка стоять, меня кто-нибудь перевязывать будет?! — подал голос Якун.

— Якушку поранили, — проворчал Любим, — идем уже!

А дальше набежали воины, пошатывающегося Якуна увели «соколики», трупы потащили в стан. Второго нападавшего, огромного детину с всклокоченной бородой, Марья не признала, но памятливый Богша уверял, что видел этого дядьку в Липице.

— Все может быть, — задумчиво проронил Любим. — Зачем они дали себя заметить, зачем стрелять начали? Следили бы, да и ладно, так нет же, полезли!

Слишком много вопросов в этом походе, а где ответы искать — Бог весть.

— Как «зачем»? В тебя, воевода, метили, — предположил Могута, — Горяй этот тебе мстит, что побил ты его тогда в хоромах посадника. Уж больно обидно ты при Марье Тимофеве его приложил.

— Настолько захотел отомстить, что себя выдал?

— А я так думаю, — вклинился Щуча, — Марью Тимофевну они выкрасть хотели. Полон половцам пообещали, чтобы боярам, Горяя не поддержавшим, напакостить, а вот посадникову раньше увести, а то вдруг потом поганые девку красную отдать не захотят.

«Выходит, если бы я за Марьей к ручью не побежал, ее бы выкрали?»

— Да не выкрали бы ее, — считал все с лица воеводы Щуча, — мы ж рядом были.

— Брод нужен, где доброхоты твои? — тяжело вздохнул Любим.

— Ищут, Любим Военежич, ищут.

Трупы оставили посреди стоянки на видном месте, чтобы идущий следом «пригляд» сразу приметил своих.

Отряд уходил слаженно и спешно. Воевода приказал заворачивать ближе к Дону. И хотя до верховьев, где предположительно ожидалась засада, было еще далече, теперь вои были особенно собраны и внимательны. Если Горяй утренним нападением добивался посеять в рядах владимирцев напряжение, ему это удалось. Противное чувство, что где-то там, в черной чаще, за тобой крадется невидимый враг, вызывало раздражение.

— А может онузских пугнуть, им засаду устроить? — предложил Яков. — Заляжем за бугорком и пощекочем, чтоб не больно-то на пятки наступали.

— Одни брод ушли искать, другие в засаде засядут, — погруженный в себя, проговорил Любим, — нельзя силы распылять. Дозоры усильте, этого и довольно.

«Зачем он дал себя заметить? Действительно Марью хотел выкрасть? Но коней при нападавших не было, Щуча все проверил, пешком всю ночь шли, чтобы нас догнать. Схватили бы они девку, а как ее лесом тащить? Не понятно, не сходится… Меня послал убить? Ну это больше на правду похоже, да все равно что-то не то. Ему непременно надо было доказать, что он идет за нами, но зачем?» Голова пухла от навязчивых мыслей.

— Любим Военежич, а где ж свитка твоя? — заохал позади старик Кун. — Ты ж в рубахе едешь?

Только сейчас Любим заметил, что в утренней суете так и не вспомнил о закинутой в лесу свите. Все одно к одному. Ну не возвращаться же!

— Воевода, на вот, тебе тут дырочку заштопали, — вроде как тихо, на весь обоз шепнул Могута

В руки Любиму легла его свитка, только вычищенная, с отстиранными рукавами и совсем невидимым швом на месте, где ткань прошила стрела.

— Сам что ли штопал? — усмехнулся Военежич, натягивая «обнову».

— Да что ты! — раскатисто рассмеялся десятник. — Марья Тимофевна расстаралась.

Любим удивленно повернул голову в сторону возов. Марьяшка, очевидно, внимательно следившая за передачей подарочка, тут же оборотилась к близняшкам, что-то оживленно рассказывая, потом не выдержала и опять скосила глаза. Любим слегка поклонился, подмигивая рукодельнице. Марья фыркнула, вздергивая носик. Сразу стало как-то светло и весело, и даже разгулявшийся в кронах ветер уж не так тревожно шумел над головой.

«Не бойся, курочка моя, я тебя защитить сумею».

2

Брод нашелся лишь на третий день. Запыхавшиеся и счастливые разведчики принесли долгожданную весть: пока в Дон вливаются мощные потоки полноводной Сосны, перейти на тот берег нет никакой возможности, а вот выше от места впадения притока Дон сильно истончается, и там, в намытых пластах речного песка, можно перетащить даже телеги.