Даже фиктивные обвинительные приговоры в этот период нам удавалось выносить с великим трудом. Только людей поменьше, которые не имели «заручки» или с которыми начальство было не в ладах, мы могли не только судить, но и рассчитывать, что их будут держать под арестом до тех пор, пока не освободят французы. Так нам удалось судить, точнее инсценировать суд над доктором Антеповичем, не казаком и потому человеком, чуждым донскому начальству. Этот представитель гуманнейшей профессии зимою ведал на Лемносе организацией дезинфекционных пунктов, в которых так нуждались изгнанники. Однако их страдания мало тронули Антеповича. Он предпочел с помощью казенных 450 лир облегчить страдания своего и женина желудка от голода, нежели казачьи танталовы муки от паразитов. Мы осудили его на 8 лет каторжных работ: французы дали ему разрешение с миром выехать на материк. Он отделался тем, что просидел до суда под арестом месяца полтора.
Зато в тех случаях, когда надо было инсценировать суд над «своим» человеком, мы натыкались на непреодолимые препятствия. Возник вопрос о ликвидации дела об интенданте дивизии ген. Гуселыцикова войск, старш. Ковалеве. Ген. Абрамов уперся руками и ногами, желая спасти жулика. Но мы встали на дыбы и высекли публично этого вора, обиравшего казачьи желудки. В ответ на мою двухчасовую обвинительную речь Ковалев махнул рукой и вызывающе заявил:
Я служил и работал всю гражданскую войну с генералом Гуселыциковым, теперь работаю и впредь буду работать.
Временные члены суда, командир гвардейского атаманского полка генерал Хрипунов и артиллерийский полковник Тарасов, возмущенные проделками обвиняемого, хотели назначить ему самое высокое наказание, какое указывала статья уголовного закона.
Что вы, что вы, - разъяснил им председатель суда. - Нам важно морально запятнать человека обвинительным приговором. Но если мы присудим его к каторге, тогда приговор должен пойти на утверждение ген. Абрамова, который помилует его вчистую. Лучше назначим меньшее наказание, без лишения прав. Тогда приговор не пойдет на конфирмацию, командир корпуса волей-неволей должен будет объявить его в приказе и хоть это запятнает казнокрада.
Ковалеву назначили тюремное заключение на 1 год и 4 месяца. Ген. Абрамов перехитрил суд. Будучи бессилен сам амнистировать Ковалева, он обратился к Врангелю. Последний не замедлил осуществить свое «монаршее право».
Мы чувствовали, что мы лишние; что даже наши инсценировки суда раздражают высшее военное начальство. Штаб не скрывал своего взгляда на суд как на ненужную обузу. Ген. Абрамов перед Пасхой даже ударил суд по желудку. Он к этому времени уже менее всего походил на главу военной силы, скорее изображая мелочного самодура-администратора вроде своего отца, бывшего окружного атамана Донецкого округа. Однажды ему не понравился чересчур высокий голос дьякона Туренко, и он запретил ему священнодействовать в штабной церкви.
Суд более всего возбудил его неудовольствие тем, что довольствовался при штабном собрании, где французский рацион улучшали теми продуктами, которые я с таким трудом отстоял на пароходе «Мечта» от разных хищников. Чтобы для штаба на более долгое время хватило этого добра, он приказал списать нас с довольствия. Взбешенный генерал Попов, военный прокурор, во время последнего обеда в собрании обругал штабных хозяйственников грабителями в присутствии прибывших из Константинополя врангелевских ревизоров- генералов. В этот период подобные слова в белом стане перестали считаться оскорбительными. Ген. Абрамов не только никак не реагировал на прокурорскую выходку, но даже пригласил весь суд на Пасхе на торжественное розговенье в штабное собрание. Мы все демонстративно отказались.
В полках казаки умирали от тоски, безделья и полуголодного пайка. Верхи крали и пьянствовали. И у всех вместе все духовные и физические силы напрягались на то, чтобы как-нибудь раздобыть заветную сумму - 4 драхмы - стоимость бутылки местного коньяку. По словам Б. Жирова, -
Чтобы кое-как пожить,
Здесь, отбросив страх, мы Душу можем заложить За четыре драхмы.
Случалось, что начальство устраивало парады. От скуки казаки соглашались и парадировать, но от строевых занятий открещивались. Офицеры от нечего делать женились, если удавалось разыскать свободную женщину. О пропитании семьи заботиться не приходилось, французы всем выдавали одинаковый паек, американцы же снабжали женщин подарками больше, чем мужчин. По статистике, здесь на 80 штанов приходилась одна юбка. Поэтому, лемносским пленникам было труднее добыть себе невесту, чем первым обитателям Рима. Благоденствовали только врачи «санитарного городка», как описывала лемносская сатира:
К общей зависти великой Каждый врач здесь был владыкой Двух сестер и, как паша,
Жил, не тратя ни гроша.
Только раненым подарки Забирали их сударки,