Под знаком Софии

Ульяна была дочкой сельского священника, отца Григория, который некогда учил грамоте казацкого сына Антона Коваля. Отец Антона, Андрей Коваль, не пошел за Иваном Мазепой и встал под клейноды нового гетмана Ивана Скоропадского, воевавшего со шведами на стороне Петра Великого. После войны Андрей Коваль ушел на покой, обзавелся хозяйством, женился. Единственному своему сыну Антону герой Полтавской баталии решил дать образование и отвел подростка к отцу Григорию, но на пороге казацкого сына встретил не сам священник, а его темноволосая и темноглазая красавица дочь с нежным кругленьким личиком и заразительным смехом.

Антон влюбился мгновенно, едва переступил порог: с годами эта полудетская любовь не погасла, а разгорелась словно костер, в который ежеминутно подбрасывали поленья преданности и восхищения. Пока Антон и Ульяна были подростками, родители не обращали внимания на их взаимную привязанность. Но когда Антон вырос, а Ульяна стала невестой, отец Григорий не захотел отдавать дочь сыну сечевого казака.

– Другой доли я желал бы тебе, дочка, – вздыхая, говорил священник. – Казацкая кровь течет в жилах этого отрока. Он не сможет жить без войны и опасности. Он уедет, а ты останешься одна. Годы ожидания, бесконечная тревога… Ты состаришься у окна. Я не выдам тебя за казацкого сына.

– Я люблю его! – отвечала Ульяна. – И согласна ждать, сколько понадобится.

– Нет, дочка, я не отдам тебя ему… Пойдешь непременно за семинариста, да чтоб из семьи приходского иерея, а лучше – архиерея. И дабы отрок сей был вида кроткого, нрава благочинного, до учения усердный, а вина в рот не брал!

Отец Григорий был тверд и непреклонен, но упрямство Ульяны и трогательная преданность Антона заставили его несколько смягчиться. Священник согласился выдать дочь за Антона Коваля, если тот поедет учиться в Киево-Могилянскую академию и навсегда откажется от горилки и табака. Сказано – сделано: любовь к Ульяне сделала казацкого сына бурсаком. Горилку и люльку Антон, однако, не бросил, но пользовался ими с большой осторожностью, дабы слава об этом не распространилась. Отцу Антона польстило, что его сын выучится в Киеве, и дело устроилось к общему удовольствию – но ненадолго.

Антон вернулся из Киева, но в священники не шел, медлил. Казацкая кровь отца бунтовала в нем, требовала испытаний, опасности и победы. Долгие годы Антон смирял себя ради Ульяны, но теперь, накануне решающего шага, смирение изменило ему.

– Каждый казак готов променять жену на табак, трубку и саблю! – увещевал непокорную дочь отец Григорий. – И твой Антон поступит так же. Как гетман Сагайдачный в старой песне…

Андрей Коваль послал в дом сельского священника сватов, но сватам вынесли гарбуза[22], а когда те проявили неуместную настойчивость – спустили цепных кобелей. Антон не ожидал отказа, и когда узнал о решении отца Ульяны, его обиде и боли не было предела. Он решил украсть любимую, но отец Григорий запер дочь в доме. Однажды ночью Ульяна попыталась выскользнуть из дома, но не тут-то было: отец за косы приволок ее назад.

Терпение изменило Антону: он просидел в шинке до глубокой ночи, а потом, пьяный, пошел к дому священника – выламывать дверь и крушить все, что под руку подвернется. Столь страшен был вид обуреваемого хмельным гневом отрока, что даже цепные псы не осмелились вылезти из своей будки и только утробно брехали изнутри.

Но отец Григорий, всерьез убоявшись за свою жизнь, позвал на помощь прихожан с криком: «Вбивають! Рятуйте, православные!» Православные скрутили казацкого сына, как следует отлупили, «для ума и протрезвления», и связанного отвезли к уездному начальству. Антону грозил арест и суд, но всех этих «милостей» судьбы казацкий сын дожидаться не стал. Он сбежал из-под стражи и отправился туда, где издавна привечали беглых, – в курени Запорожской Сечи. Предсказание священника сбылось: отчаявшийся жених стал сечевым казаком.

Накануне побега Андрей Коваль попросил о свидании с сыном. Уездное начальство не посмело отказать ветерану Северной войны.

– Чуяло мое отцовское сердце, что не приведет к добру это сватовство! – сказал сыну Андрей Коваль. – Хотел видеть тебя ученым, вот и разрешил в Киев ехать. Но не судьба тебе быть священником. Тебе, сынку, одна дорога – на Сечь.

Старый вояка снял с себя саблю, достал пару кремневых пистолей, положил их на большой платок. Дал сыну краюху хлеба с салом и несколько монет, крепко обнял.

– Помнишь, – тихо сказал он, – как мальчишкой ты играл в казаков с сыном моего боевого друга, майора Потемкина? Как мечтал стать атаманом, верховодить кошем в Сечи? Иди в Сечь, сынку…

Антон Коваль сбежал на рассвете. Перед тем как уйти на Сечь, он успел тайно повидаться с Ульяной.

– Я вернусь за тобой, – целуя любимую, говорил Антон, – я обязательно вернусь за тобой. Я вернусь в чести и славе, и тогда твой отец не посмеет мне отказать. Только дождись меня, кохана…

– Я буду ждать тебя, – помертвевшими губами шептала Ульяна, – столько, сколько понадобится.