– Недавно тоже один объявился в Василькове, – весело болтал драгунский офицерик, – тоже, как и вы, говорил о деле, якобы государственной важности. Рассказывал о себе небылицы, назвался Василием Баранщиковым. Говорил, что сам из нижегородских купцов, волею судьбы заброшенный на чужбину. Рассказывал, что прослужил несколько лет янычаром у самого турецкого султана. Сначала просился к коменданту премьер-майору Стоянову. А потом случайно узнал, что здесь находится сам Потемкин. Говорит, пустите, братцы, меня к князю Потемкину, я участвовал в затоплении кораблей в константинопольском заливе. Уверял, что это может пригодиться нашему флоту при штурме султанской столицы. Я, говорит, переодевшись в греческую одежду, через турецкие, молдавские и польские земли пришел сюда пешком…
– Мы объясняем ему, что у нас с султаном сейчас мир, – иронизировал рассказчик, – а он все за свое. Мир с султаном водить, к войне готовым быть!
– Неужели князь намеревается штурмовать Константинополь? – взволнованно спросила графиня Витт. – О как бы этого хотели несчастные греки, страдающие под гнетом Оттоманской Порты!
– Что вам до греков, пани? – удивился офицерик. – Вы же полячка…
– Я родилась на острове Хиос, – гордость, прозвучавшая в голосе польской графини, несказанно удивила поручика. – Вы говорите с гречанкой…
– Тогда князь Потемкин и вправду будет вам рад, – решил за своего командующего молодой офицер. – Григорий Александрович питает слабость к грекам и даже превосходно говорит по-гречески… Забавно так со стороны послушать: «Калимера – калиспера – теканис кала…» Особенно последнее, про «Текани-с-кола» потешно! Я лично так рассуждаю, сударыня: если уж кому кол в задницу, пардон, забили, то тут уж не теканешь! Точнехонько из загривка острие и выйдет! Мне-то вы можете иметь полное доверие в этом деликатном вопросе, вельможная пани гречанка: мы тут недавно, как харцизов словили, забавлялись… А так-то на колу подолгу живут – иные по дню, а иные – и по два!
Кортеж четы Витт подъехал к деревянным рогаткам, преградавшим дорогу. Усатые гренадеры объявили, что ехать надо стороной, поскольку за оцеплением ведутся военные маневры.
– И что же случилось с этим москалем, которому удалось бежать из Стамбула? – поинтересовался Юзеф Витт, заметно оживившейся после рассказа о столь любимом вельможной шляхтой в стародавние времена смертном наказании. – Тоже на кол набили? Вот это я называю серьезным подходом к делу устрашения государственных преступников!
– С Васькой Баранщиковым? За что его-то на кол? Его в ставку Потемкина отослали, вон она на пригорке. Сидит себе под арестом… – охотно пояснил подпоручик. И, улыбаясь добавил: – Как бы вам, сударыня, под арестом не оказаться, если вздумаете плести князю небылицы!
София не стала больше слушать юного болтуна и, пришпорив свою лошадь, поскакала в ту сторону, где располагалась ставка Потемкина.
– Стой, барыня, – кричали ей вслед солдаты из оцепления, – нельзя туда, там пушкари стреляют.
– Вот бисова девка! – рассмеялись конвойные драгуны. – То-то пану счастье привалило, не жинка, а огонь!
Витт понял общий смысл сказанного по интонации говоривших и недовольно поморщился: сколько еще насмешек ему придется выслушать из-за этой греческой ветренницы, опозорившей знатный польский род! Вслед за женой благоразумный граф не поскакал, как военный человек справедливо рассудив, что там можно и на случайное ядро нарваться, да и часовые имеют все основания выстрелить по несущемуся неизвестно куда через их цепь всадника. Пан Витт предоставил супруге самой испробовать судьбу. Что же до него, то перспектива остаться вдовцом с некоторых пор его отнюдь не смущала.
В это время на пригорке князь Потемкин в подзорную трубу наблюдал за стрельбами. Прозвучала команда «пли!». Князь посмотрел на мишени – они были невредимыми. «Циклоп» напряг свой единственный глаз, но, увы, мишени оставались целехонькими. Пушки почему-то молчали, что привело князя в крайнее негодование.
– В чем дело? – закричал он.
– Всадник на поле, – испуганно объяснил адъютант и указал вниз на равнину, – сюда скачет во весь опор. Пушкари боятся его зашибить.
Потемкин опять поднял подзорную трубу и не поверил своему единственному глазу. К его ставке быстро приближалась неизвестная всадница…
Когда всадница оказалась вне досягаемости пушечных выстрелов, артиллерийский офицер все же дал команду стрелять. София чуть не упала с лошади. В клубах порохового дыма на нее удивленно смотрел рослый военный, непослушные, растрепанные волосы которого небрежно падали на плечи. В одно мгновение она узнала этого человека, которого уже видела однажды – в огне алтаря эллинского города Борисфен.
– Бог мой, матерь Эллада, это он! – по-гречески прошептала София.
Перед ней стоял фаворит российской императрицы Екатерины, князь Потемкин.
– Кто эта безрассудно смелая дама? И что она делает здесь? – спросил Григорий Александрович у своего адъютанта.
– Не могу знать… – только и смог произнести растерявшийся адъютант.