– Маленькая София Глявоне! – изумился священник. – Красивое дитя и все время в компании вашего сына Константина… Кажется, они влюблены друг в друга.
– Стоит ли придавать значение этой полудетской привязанности? – недовольно заметил Гавриил Ригас. – Девочку необходимо вывезти с острова и спрятать в безопасном месте. Но для этого нужен повод… Вот мы и приехали посоветоваться с вами, отче. О вашей проницательности знает вся Греция!
Священник вспомнил о юной паре, так часто бродившей по апельсиновой роще. Четырнадцатилетняя девочка, уже сейчас настоящая красавица, и ее шестнадцатилетний друг… Эти двое и не подозревали о том, что их разлучат во имя интересов великого дела, о котором они имели самое смутное представление. Пока еще они были счастливы и дышали полной грудью. И при этом воспоминании громкие слова о борьбе и ненависти показались священнику бессмысленными и пустыми. Свобода Греции, борьба с турками – что все это по сравнению с тихой радостью бродить рука об руку по апельсиновой роще?!
Отец Захарий бросил на своих собеседников тяжелый, сосредоточенный взгляд. Потом провел рукой по глазам, как будто хотел стряхнуть наваждение.
– Хорошо, друзья мои, – сказал он наконец. – Я что-нибудь придумаю.
Судьба Софии была решена…
Глава 3
Наследница византийских императоров
Скупщик скота Максим Глявоне даже не подозревал о том, что растит наследницу византийских императоров. Девочка как девочка, правда, хорошенькая, с нежным личиком и озорными глазенками, но и только! Мать ее – Хаджи Мария – вот кто писаная красавица, и как повезло ему, когда эта красотка с ребенком на руках появилась на острове Хиос, а сопровождавший ее повстанец-клефт попросил добряка Максима до времени спрятать несчастную вдову! Максим сочувствовал повстанцам, хотя сам не мешался в их дела – чувство самосохранения и житейская мудрость научили его не перечить туркам. Несчастную вдову он приютил в собственном доме, а потом, когда клефт убрался восвояси, предложил Марии стать его женой.
Конечно, бедняжка не хотела жить у него из милости, но женой стала не сразу – отнекивалась, все рассказывала о покойном муже, командовавшем отрядом повстанцев, и о том, как счастливы они были там, в горах Пелопоннеса! Максим не торопил несчастную женщину, ждать он умел, как никто. И дождался – Мария согласилась, а девочку ее Максим, конечно, удочерил.
Ладно они жили и мирно, девочка подрастала, но Максим то и дело думал, что счастье его – краденое, и красавица жена у него не насовсем, а так, «до времени», как сказал сопровождавший Марию клефт. Но шли годы, и это страшное, некогда обещанное спутником Марии время, так и не наступило. И Максим успокоился, зажил, как все, не загадывая наперед и не вглядываясь с ужасом и ожиданием в лицо каждого незнакомого мужчины, впервые оказавшегося в деревне Вронтадос.
София называла его отцом, и жених для девочки – Константин Ригас – был припасен заранее. Но беда, как и полагается, пришла нежданно. Невесть откуда в деревне появился тот самый клефт, который некогда попросил Максима спрятать «до времени» несчастную вдову. Пришел, как вор, глубокой ночью в сопровождении пропавшего много лет назад двоюродного братца Гавриила Ригаса, и заявил перепуганному насмерть хозяину, что его приемная дочь София – наследница византийских императоров и знамя борьбы греческого народа.
– Да какое она – знамя! – в сердцах воскликнул Максим. – Четырнадцать лет девчонке! Игры да мальчики у нее на уме! С Константином по роще разгуливать – вот и все счастье!
– Пока это действительно так, – объяснил упрямцу-хозяину Гавриил Ригас, – но София вырастет и поймет свое предназначение. Если мы победим, то твоя приемная дочь сядет на трон Палеологов. И поэтому ты должен слушаться нас во всем.
– Ну уж нет! – горячился Максим. – Жену и дочь я вам не отдам!
– Я и сама никуда не поеду, – вмешалась Мария. Она подошла к гостю-клефту вплотную и тихо, властно сказала: – Помнишь, Георгий, когда умирал Скарлатос, он просил тебя позаботиться о ребенке. Позаботиться, слышишь! Сладкое слово «забота» – и счастливую жизнь оно обещает. Мирную, тихую, как здесь на острове. Хорошего мужа, детей, а не горы Пелопоннеса. Хватит, настранствовались…
– Нет, это ты все забыла, Мария, – ответил ей клефт. – Покойный Скарлатос превыше всего ценил свободу, и имя родины последним сорвалось с его губ.
– Последним было мое имя! – не на шутку рассердилась женщина, – «Мария» он сказал, а не «Эллада».
– Неужели ты решила, Мария, что это навсегда? – Георгий бросил снисходительный взгляд на скромное жилище Максима Глявоне. – Что, Скарлатос там, на небесах, будет доволен твоей изменой? И его дочь будет всю жизнь носить чужое имя?
– Чем это тебе мое имя не понравилось? – взорвался Максим, решивший указать гостям на дверь. – Честное имя, нет на нем греха и чужой крови.