Под знаком мертвой птицы

Я проснулась, но глаз еще долго не открывала, боясь, что странное чувство, испытанное мной во сне, исчезнет, растворится в безжалостном дневном свете. Горьковатое счастье с привкусом беды и одиночества, от которого хотелось плакать - пронзительно, заунывно, по-волчьи…

Не поднимаясь с мягкой земли, я тихонько напевала полузабытую песню, которая неожиданно всплыла в моем сознании. Она будто бы была частью сна - еле уловимая, печальная и красивая:

Вереска волны, печальны холмы. Что впереди - лишь дорога-дорога. Скоро пройдем через двери зимы, Вдруг, и совсем не заметив порога. Ждать уж недолго, безжалостный снег, Что позади я оставил, укроет. И не сомкнуть тяжелеющих век, И вспоминать, очевидно, не стоит. К западу солнце, восходит луна. День уходящий, неслышно проводит. Вереск темнеет, и ночи стена Нас разделяет, скрывает, уводит! О, не молчи, отвечай же скорей! Я ведь всего лишь твой странник печальный. Вереск, скажи мне, в какой же из днейВстал я на путь одинокий и странный? Но нет ответа, молчали холмы, Вереска волны печально молчали. И в ожидании скорой зимы, В звездной ладье небо тихо качали…* ("Вереск" группа Мельница).

Песня подошла к концу, а я так и не смогла вспомнить, когда могла ее слышать. Слова и мелодия были откуда-то знакомы мне, хотя я и не знала, где могла их слышать. Но волшебство, пришедшее из сна ли, или одной из моих прошлых жизней, оборвалось с последними словами.

Я медленно возвращалась к ощущению реальности. Вглядываясь сквозь полумрак, царящий под сводом леса, я пыталась понять, сколько времени прошло. Кажется, уже вечерело - мне давно было пора возвращаться к Шейду.

Поднимаясь, я заметила, что была чем-то укрыта - с моих плеч сползла черная кожаная куртка, куртка Андрея. Та же самая, что была надета на нем в нашу первую встречу. Материал немного истерся, но в целом она выглядела почти так же, как и два с лишним года назад… Я накинула куртку, не став продевать руки в рукава. Оборотень исчез по-английски, но я знала, что он еще появится, вероятно, скоро.

Нужно было идти - и я встала, хотя ноги держали не слишком твердо. Все происходящее казалось совершенно ирреальным, странным, как будто я так до конца и не проснулась. Не было сил размышлять: ни о разговоре с оборотнем, ни о странном сне (и о том, почему я вообще уснула посреди леса, наплевав на всякую осторожность)… Единственным, чего я хотела сейчас, было доползти до постоялого двора и упасть на кровать. Не для того, чтобы заснуть - а просто лежать, не думая ни о чем важном. И пусть рядом со мной будет дампир со "стальными" глазами…

Я брела, в постепенно сгущающемся сумраке. Самым разумным было перевоплотиться, в волчьем обличье я добралась до селения минут через десять. Но мой разум и так был словно в тумане, а если бы я еще и перешла в звериную ипостась… В общем, я старалась поддерживать ровный и быстрый шаг, хотя это было не слишком легко, когда мозг отказывался как следует управлять телом. В голове блуждали мысли ни о чем: о небе, которое напоминало цвет свежего асфальта, о мелодии ветра, пролетающего сквозь флейты трав… о том, что воздухе пахнет зимой, которая все еще топчется на пороге, щекоча сестру-осень своим ледяным умертвляющим дыханием… Все как всегда, ритм не меняющийся бесконечное число лет. Прекрасное, пышущее жаром, лето умирает, медленно, мучительно - чтобы на его место пришла холодная красота снеговых лугов и лесов с деревьями изо льда и инея. Вечный цикл: смерть одного служит рождением другого… Я жила не так долго - в этом теле - но уже начинала понимать: умирать не страшно, оставаться куда больнее. В мире нет и не должно быть ничего вечного, и исходя их этого - является ли бессмертие даром или проклятием, нарушающим все законы природы?

Когда-то я была Миа Кхель - принцессой светлого народа, погибшей две тысячи лет назад… Мне и всем остальным людям Перовой Зари был сужден вечный покой, мы должны были быть избавлены от необходимости скитаться по мирам, переходя из одного тела в другое. Так что подняло нас и праха, заставило переродиться, стать теми, кем мы не являлись?.. Боль, месть, отчаяние - наша кровь, впитанная землей этого мира. И меня мучил вопрос: что хорошего может выйти из нашего возрождения?

Я все еще не окончательно пришла в себя, но разум уже работал. Вспомнились черные, пустые глаза Нихиль - точно такие же, какие я порой видела в своем отражении. Что же мне делать? Со своей жизнью, памятью и со своим народом?