Под знаком кометы

И если правительство графа Андраши-младшего, закусив удила, готовилось эвакуироваться в Дьер, Прессбург (Братиславу) или к черту на кулички, то большинству обитателей этого крупного города, особенно его рабочих кварталов, уходить было некуда. И тут свое веское слово сказала непарламентская, но очень влиятельная венгерская социал-демократическая партия, внутри которой, как эмбрион в курином яйце, уже сидел зародыш будущих коммунистов. Непарламентской эта партия была исключительно потому, что большая часть ее электората отсекалась от выборов имущественным цензом. В Венгрии того времени избирателями могли быть только уважаемые и состоятельные люди – владельцы недвижимости и обладатели счетов в банке. И законы их избранники писали исключительно в свою пользу. Такая ситуация в любом государстве непременно приводит к социальному взрыву, чаще всего случающемуся по итогам проигранной войны. Недаром же самыми радикальными из всех ландскнехтов революции, отметившихся во время Гражданской войны в России, были особи из числа мадьярских военнопленных.

На излете двадцатого века в России после падения Советского Союза некоторые либеральные «мыслители» тоже призывали ввести такую систему, резко сужающую электоральное поле за счет неимущих и малоимущих. Но тогдашние власти побоялись проводить такой «эксперимент», ибо в эпоху, когда шахтеры стучали касками по Горбатому мосту, а на Кавказе была проиграна Первая Чеченская война, громыхнуть могло так, что не каждый владелец недвижимости сумел бы добежать до финской границы. На память о той эпохе нам остались измышления Виктора Пелевина и других, на данный момент позабытых властителей либеральных дум, себе желавших всего хорошего, а «быдлу» и «анчоусам», соответственно, всего плохого.

Начальник Загранразведки полковник Баев, великий знаток человеческих душ и подледных политических течений, эту ситуацию улавливал во всем ее разнообразии. Еще в четвертом году, когда им с товарищем Мартыновым удалось увести в лагерь императрицы Ольги Ильича и Кобу, началось тихое срастание левых революционных и национально-освободительных движений Европы с зарубежной резидентурой Загранразведки. По этим каналам европейским союзникам большевиков поступало финансирование и агитационно-методические материалы, а некоторые деятели, подвергавшиеся преследованию полиции, находили на российской территории политическое убежище. Не миновала доля сия и венгерских социал-демократов, левый фланг которых был очарован творящимися в России социальными преобразованиями. Для вожаков левой оппозиции в сирой и убогой Венгрии, политически застрявшей в середине девятнадцатого века, Россия, разом шагнувшая на сто лет вперед (только без парламента и разных либеральных благоглупостей), сразу стала маяком и жизненным идеалом.

Правда, солидный партийный социал-демократический мейнстрим, представителей которого левые крыли «оппортунистами», наотрез отказался от сотрудничества с Загранразведкой, ведь русские – это так плохо, что хуже и не бывает. Но полковник Баев от этого не расстроился. Он уже сделал ставку на одного молодого прогрессивного персонажа, главного редактора газеты «Непшава» Дьюлу Альпари (Мозеша Адлера), и теперь ускоренными темпами готовил его в диктаторы Будапештской коммуны и вожди будущей Венгерской коммунистической партии. Помогали будущему главному венгерскому коммунисту испанский товарищ Хосе де Ацеро[28], под личиной которого скрывался наш старый знакомый Коба, а также аргентинская графиня Мария Луиза Изабелла Эсмеральда де Гусман, богатая вдова и весьма прогрессивная особа, которую превратности жизни вместо Белграда занесли в Будапешт. Блеск титула и бриллиантовая пыль в глаза в классовом обществе способны решить многое, если не все. Дьюла Альпари был вхож в дом донны Марии как интересный собеседник, а товарищ Хосе служил при ней управляющим и кем-то вроде штатного любовника. А что: он молод, умен, знатен, хорош собой – что еще надо для молодой вдовы, желающей сочетать приятное с полезным?

За время ускоренного обучения несостоявшегося товарища Сталина не только провели по всей программе Санкт-Петербургского университета (а учиться Коба умел и любил), но и на приличный уровень подтянули ему немецкий и испанский языки. Так что теперь никто и не подозревал, что это молодой прогрессивный испанец (вот еще одна социально отсталая страна, буквально кишащая революционерами) совсем не испанец, а вовсе даже русский грузин, проходящий спецкурс подготовки на очередного Великого Канцлера Империи. Если от господина Одинцова мировое сообщество в тихом ужасе, то можно представить, что начнется через пятнадцать-двадцать лет, когда его место займет очередная инкарнация товарища Сталина, на этот раз тщательно подготовленная к своей роли и отточенная до бритвенной остроты.